Gears of War #5. “Глыба”

— «Я счёл вас угрозой для безопасности государства, но лишь по той причине, что, как мне казалось, вы не станете держать язык за зубами и решите всё рассказать общественности. Я горжусь тем, что весьма неплохо умею распознавать различные склонности в людских характерах. Но в вашем случае я оказался совершенно неправ».

Адам хотел объяснить, что всё это случилось только потому, что он ошибочно счёл, что ему хватит знаний самому во всём разобраться, и что он вовсе не помогал врагу. Но в данный момент разница была невелика.

— «Я и впрямь считал, что сумею не допустить начала войны», — выдавил он.

— «Да я-то вам верю. “Давайте не разводить панику, давайте всё изучим, давайте не будем делать поспешных выводов” — так вы думали, да? Понимаю вас. Самонадеянность от собственной учёности и уверенность в том, что можно самому решать, что лучше для мелких людишек… Я ведь из той же касты, что и вы, Адам, поэтому прекрасно понимаю, как человек, возвысившись над остальными, совершенно теряет связь с реальностью. Но то, что вы продолжали умалчивать об этом столько времени, когда всё пошло не по плану, говорит о вас, как о человеке крайне подлом, весьма заурядном, да ещё и с неслабыми преступными замашками».

— «Но я не предавал человечество ради спасения собственной шкуры, если вы к этому клоните».

— «Какая разница? Результат-то одинаковый».

— «Для меня разница всё равно есть».

— «Саранча могла бы вас убить. Что вы им предложили?»

— «Помощь».

— «Помощь?»

— «Если бы я считал, что мы сумеем подготовиться к их нападению и успешно отразить его, то предупредил бы Дальелла ещё до их появления на поверхности. А если бы мы напали на них прямо в туннелях, то нас бы там на фарш перекрутили, на корню зарубив любую возможность начать переговоры».

— «И вы решили отложить заключение перемирия на последний момент».

— «Дальелл именно так и поступил во время Маятниковых войн».

— «Даже не думайте использовать этот поступок в своё оправдание», — ответил Прескотт, медленно покачивая головой. Но всё это было лишь хорошей актёрской игрой. Председатель ни единым мускулом не пошевелил бы, пока для этого не наступил бы подходящий момент, даже моргать бы не стал. — «Вы поступили бесчестно, Адам, недостойно для человека с вашим интеллектом. Даже будучи учёным, вы не имели право принимать такие решения единолично. Вы ведь даже не биолог, и не просто какие-то там причудливые эксперименты ставили в свободное от работы время, а столкнулись с очевидной угрозой общемирового масштаба… Даже с двумя угрозами. Вы же и о Светящихся знали».

— «Значит, вы всё же читали мои записи».

— «Доктор Эстром как раз сейчас занимается их детальным изучением вместе с командой медиков и биологов, но мне уже вкратце всё обрисовали. Ваши образцы помещены в карантинную зону. Остаётся лишь надеяться на то, что ваши грубые методы работы не помогли этой заразе распространяться и дальше».

“Нэвил Эстром… Команда медиков и биологов… Азура… Господи, да что же тут творится?!” — размышлял Адам. Несмотря на всё то количество введённых болеутоляющих, к нему возвращалась ясность мышления.

— «Если бы у Мирры хватило терпения дождаться, пока я не разработаю средство, убивающее Светящихся, то Саранча заинтересовала бы лишь учёных, да и всё».

Почему-то именно эта фраза, судя по всему, рассердила Прескотта. Ну, или же он просто сделал вид, что зол.

— «Ну да, и жили бы мы после этого долго и счастливо. Когда вы уже научитесь думать, как настоящие взрослые люди, а? Я ещё могу понять, когда кто-то совершает преступление ради наживы, или же из злого умысла, но не по такой наивности же».

— «Вам ещё немало предстоит узнать о Саранче».

— «Не так уж и много, как вам кажется».

Прескотт не стал вдаваться в дальнейшие подробности. Редко когда от него можно было дождаться такого непроизвольно вырвавшегося потока эмоций в ответ на чьи-то слова. Председатель олицетворял собой само спокойствие. Адаму весьма нечасто удавалось понять, что же на самом деле чувствовал Прескотт, причём он прекрасно понимал, что случалось такое лишь потому, что председатель сам позволял профессору обо всём догадаться. Теперь же у Прескотта на губах играла лёгкая улыбка, но не такая, когда хотят над кем-то потешиться или посочувствовать. Казалось, он просто вынужден терпеть профессора рядом с собой. Сунув одну руку в карман и медленно пройдясь по комнате в сторону окна, другой рукой Прескотт взялся за шнур рулонной шторы с таким видом, будто бы собирался снимать покрывало на открытии мемориальной доски. Не прерывая молчания, он потянул за шнур.