Комнату тут же наполнил такой невыносимо яркий и горячий солнечный свет, что Адаму, которому стало жарко, как днём на пляже, пришлось прикрыть глаза на мгновение. Привыкнув к яркому свету, он принялся разглядывать пейзаж за окном. Лёгкий ветерок покачивал верхушки пальм на фоне ярко-бирюзового неба. Всё это напоминало фотографию с открытки, но Адам заметил и чёрную тучу, ползущую откуда-то издали слева. Они точно находились не в Джасинто, хотя профессор и так уже это понял.
— «Ну вот», — Прескотт произнёс эти слова так тихо, что Адаму пришлось напрячься, чтобы расслышать его. — «У нас обоих имелись свои секреты, хотя я свои хранил по вполне объективным причинам. Когда доктора выпишут вас, я покажу вам остров. Познакомитесь со своими подопечными, лаборатории осмотрите».
— «Какие ещё лаборатории?» — спросил профессор, пытаясь разобраться во всём этом потоке свалившейся на него информации и с тем, как это всё вязалось со столь непривычным видом за окном. Прескотт сказал, что у Адама сотрясение мозга, а ещё ему вкололи уйму лекарств, так что, возможно, всё это лишь крайне реалистичная галлюцинация. Прескотт, по-прежнему глядя в окно, постучал пальцем по стеклу. С другой стороны окна в этом месте на мгновение завис пурпурный колибри с блестящими перьями, а затем метнулся прочь.
— «Вы предатель, Адам», — тихо произнёс председатель. Подойдя обратно к кровати, он сунул руку в карман пиджака и бросил на колени профессора маленькую записную книжку. Это оказался один из блокнотов Элейн, которые она брала с собой на вылазки. — «Как и ваша жена».
— «Моя жена была учёным и патриотом!» — прорычал Адам. — «Она свою жизнь отдала ради этой информации, чёрт подери! Её записи — возможно, единственная вещь, которая сможет нас спасти!»
Прескотт даже не моргнул в ответ. Колибри снова подлетела к окну, дёргаясь из стороны в сторону перед стеклом. Адам постарался не обращать на неё внимания, пока его разум, раздираемый переживаниями за Маркуса, злостью из-за оскорбления памяти Элейн и полнейшей беспомощностью вместе с дезориентацией, изо всех сил пытался сконцентрироваться на происходящем.
— «То светящееся вещество в банках», — перевёл тему Прескотт. — «Выходит, во всей имульсии живут микроорганизмы Светящихся?»
— «Полагаю, что так. Судя по всему, у этой формы жизни длительный и довольно сложный жизненный цикл».
— «И сколько у нас есть времени, чтобы разработать средство против них?»
— «Я знаю лишь то, что заражение ими распространяется с каждой минутой всё сильнее», — ответил Адам. — «Так что давайте считать, что времени у нас немного осталось».
— «Тогда вам лучше сейчас хорошо отдохнуть, чтобы как можно скорее вернуться к работе», — с этими словами Прескотт несколько секунд сверлил профессора таким взглядом, будто бы никогда его раньше не видел, а теперь пытался понять, почему его лицо кажется таким знакомым. Адам только сейчас понял, что он стал пленником на этом острове.
— «Я уже готов к работе», — сказал он.
— «Ещё не хватало, чтобы вы тут замертво свалились, Адам. И, к слову, это я вовсе не из сочувствия к вам так говорю».
— «Маркус знает, что я тут? Хотя где вообще это самое “тут” находится?..»
— «Нет, он считает, что вы погибли».
У Адама всё внутри похолодело. Как бы он не старался, сын для него всё равно оставался практически чужим человеком, но одно было совершенно ясно: Маркус, убитый горем от таких новостей, станет винить во всём себя самого. Адам собрал свои силы, чтобы привстать и свесить ноги с края кровати. Он собирался так врезать Прескотту, что того ещё неделю откачивать будут.
— «Вы садист и ублюдок!» — воскликнул Адам. Кое-как ему удалось поставить ступни на пол, но вот оттолкнуться руками от кровати уже стало ему не по силам. Из-за дикой боли на глазах выступили слёзы. — «За что?! Вам-то какая из этого выгода, чёрт вас дери?! Хотите, чтобы про меня все забыли?! Хорошо, делайте со мной, что хотите! Бог свидетель, я это заслужил! Но не заставляйте Маркуса так страдать! Засудите меня хоть за измену родине, хоть ещё за что угодно, но не надо свою злость вымещать на нём!»