Gears of War #5. “Глыба”

— «Я не хочу, чтобы она запомнила меня таким. Вам обоим надо просто развернуться и уйти. Не навещайте меня, не пишите писем, вообще забудьте про меня и живите дальше».

Маркус редко когда говорил о своих чувствах. Дому всегда приходилось догадываться о том, что же у друга на уме, и за долгие годы, проведённые вместе, он вполне неплохо научился это делать. Но сейчас это просто убивало Дома.

— «Я больше не хочу слушать эту херню, Маркус, и я вытащу тебя отсюда. Тебе уже смягчили приговор, так что у нас есть пространство для манёвров».

— «Дом…»

— «Клянусь, Маркус, я найду тебе адвоката, я…»

— «Не надо ничего делать! Я виноват. Из-за меня всё пошло по пизде».

— «Маркус, нельзя же вот так сдаваться!»

— «Можно, и тебе бы тоже пора понять это», — Маркус сделал шаг к решётке. — «Я уже покойник. Мне давно пора было уже умереть. Так что уходи и береги себя там. Больше мне ничего не нужно, Дом. Я хочу, чтобы у тебя всё было в порядке».

— «Да каким хреном у меня всё будет в порядке, пока ты гниёшь в это сраной дыре?!»

— «Это всё, о чём я тебя прошу. Уходи и забудь обо мне. И позаботься об Ане. Сделай это ради меня».

Маркус распрямился на мгновение, уставившись на Дома, будто бы видел его в последний раз и хотел запомнить, как он выглядит. А затем он отвернулся и постучал по прутьям решётки, чтобы сотрудники военной полиции увели его.

— «Я так это всё не оставлю, Маркус».

— «До свидания, Дом».

— «Слышишь меня?! Я тебя вытащу отсюда».

Раздался лязг открываемого ключом замка двери камеры. Маркус встал прямо перед ней и вытянул руки, будто бы сам напрашивался, чтобы его заковали в наручники. На мгновение он оглянулся на Дома.

— «Дом, ты и Карлос стали моей семьёй. Ничего лучше в моей жизни не было».

Дверь открылась как раз в ту секунду, как кто-то положил руку на плечо Дома, заставив его обернуться. Перед ним была та самая рыжеволосая женщина с нашивками лейтенанта из корпуса военных адвокатов. К тому моменту, как Дом вновь повернулся к камере, её дверь как раз закрывалась, а Маркуса уже увели.

— «Да будь оно всё проклято, нет…»

— «На выход, рядовой», — эту фразу лейтенант произнесла таким тоном, будто бы сочла Дома моральным уродом за один лишь только разговор с Маркусом.

— «Я не могу его просто так тут бросить».

— «Можете и сделаете».

Дом так хотел, чтобы она выслушала его рассказ о том, сколько же раз Маркус рисковал своей жизнью ради других, ни хера даже не волнуясь о том, что сам погибнуть может. Или о том, как всё своё свободное время, которого у него и так было немного, он терпеливо таскался с Домом по всем этим вонючим лагерям “бродяг”, пытаясь помочь другу найти Марию. Дом хотел напомнить этой женщине, что денег и связей у Маркуса хватило бы, чтобы отмазаться от армии до конца жизни, но вместо этого он с радостью записался на службу, никогда не используя своё положение в обществе. Он хотел сказать ей о том, что испытывал к Маркусу не меньше братской любви, чем к Карлосу. Но в этом совершенно не было никакого смысла, ведь всё это не отменяло совершенно ясного, железобетонного и необъяснимого факта того, что Маркус отправился спасать отца вместо выполнения своего прямого долга, что привело к смерти огромного числа солдат.

Дом направился по коридору к выходу, слыша лишь громкий стук о пол собственных парадных сапог из кожи, которые он совершенно отвык уже носить. Звук этот был очень похож на тот, что раздавался при ходьбе по полам в Холдейн-Холле, который теперь уже по большей части лежал в руинах.

Прохладный ветер подул в лицо Дому, когда он вышел из здания через главный вход и остановился на ступенях, совершенно не понимая, что же ему делать дальше. Позади него раздались шаги, но в этот раз Дом уже не стал оборачиваться.

— «Дом», — позвал его Хоффман. — «Не молчи».

Даже у состояния оцепенения имелись свои плюсы. С тех самых пор, как Дому стукнуло семнадцать или восемнадцать лет, он брал пример с Хоффмана, назначенного командиром его подразделения. Полковник был настоящим солдатом, закалённым в боях, а не каким-то пустословным офицеришкой. Он начинал с самых низов, так что знал все расклады. Дом с радостью принял бы смерть ради Хоффмана, если бы таков был приказ полковника. Но сейчас он совершенно не знал, что и сказать, поэтому решил, что его дальнейшие слова уже никакого значения иметь не будут.

“А что ещё ему оставалось делать? Вот серьёзно, что? Отправить Маркуса целый месяц драить сортиры, а затем отругать, как нашкодившего сынишку?”

— «Значит, вы решили, что такой приговор будет мягче?» — спросил Дом.

— «Что?»

— «Сорок лет в тюрьме лучше, чем расстрел? Это ведь вы заменили ему приговор».

— «Дом, я не меньше тебя удивлён», — Хоффман встал прямо перед Домом, потому что тот так и не повернулся к нему лицом. — «Понятия не имею, почему так всё вышло. Может, председатель судебной коллегии принял во внимание твою характеристику Маркуса. А может, принадлежность к роду Фениксов ещё чего-то стоит».