Gears of War #5. “Глыба”

— «Он и сам хотел, чтобы его на расстрел отправили. Вы и сами это понимаете».

— «Да, понимаю. Даже слишком хорошо понимаю», — ответил Хоффман. Вид у него был довольно опечаленный. Дому даже показалось, что у полковника глаза немного опухли, будто бы он провёл всю ночь без сна, переживая об этой ситуации, или даже плакал. — «Слушай, если бы я сумел найти хоть одну причину не отправлять его под трибунал, то уцепился бы за этот шанс обеими руками. Но так нельзя. Если сейчас сделать исключение для Феникса, в армии вообще порядка не будет. Все слышали наш разговор по рации. Что начнётся, если я во всеуслышание объявлю, что Фениксу такое позволено, но всех остальных расстреляют на рассвете?»

— «Сэр, все же знают, что он никогда раньше себе ничего подобного не позволял».

— «Да, но из-за него погибли солдаты, которые могли бы и уцелеть. Чёрт, а что, если бы тебя, Джейса или Тая убили во время всего этого безумия? Ты ведь не сам вызвался с ним лететь. Феникс тебе просто ничего не сказал о своих истинных мотивах».

— «Если бы даже и сказал, то я бы всё равно с ним остался».

Многие другие офицеры так просто не оставили бы эту фразу Дома, но Хоффман предпочёл сделать вид, что ничего не слышал. Дом и сам не был до конца уверен, что сможет осознанно нарушить приказ, но в тот момент он считал именно так, и пусть полковник делает с этим, что хочет. Хоффман снял с головы кепку и принялся вертеть её в руках. Кожаный головной убор издавал скрипы при растягивании. Затем полковник постучал пальцем по нашивкам у себя на воротнике.

— «Видишь эти нашивки полковника?» — спросил он, подойдя к Дому так близко, что тот учуял запах кофе в его дыхании и лёгкий эвкалиптовый аромат, оставшийся от пены для бритья. — «Это не награда за службу и не знак того, что я тут выше всех стою, а сплошная, блядь, обуза. Ни одному солдату не дозволено делать всё, что ему в голову взбредёт, а вот эта жестяная херня у меня на воротнике говорит о том, что я больше не могу думать только о моих друзьях. Мне приходится заботиться о куда более широком спектре вещей ради всеобщего блага, а также принимать кучу пиздец каких жестоких и страшных решений, и никто не спрашивает, хочу ли я вообще этого, или нет. А мне ведь совершенно не хочется это делать, понимаешь? Я снова хочу быть старшим сержантом. Только вот если бы мне сейчас предложили вернуться на мою старую должность, внутри я бы понимал, что просто струсил, передав эту ношу принятия тяжёлых решений какому-нибудь другому бедняге. Вот поэтому я и остаюсь на своём месте. Это моя обязанность. И у Маркуса тоже была своя обязанность: отвезти лазер Томасу. Готов поспорить, что половина солдат с радостью бросились бы спасать свои семьи вместо того, чтобы в окопах сидеть, но они ведь так не поступили. Именно поэтому Маркус Феникс позорит честь мундира. Он подвёл своих боевых товарищей, а ведь вся армия только и держится на желании солдата встать плечом к плечу со своими братьями по оружию и погибнуть вместе с ними, если придётся».

Это была чистая правда, оттого и воспринималась так болезненно. Дом почувствовал, как глаза начинают слезиться, а в горле будто бы ком встал, хотя и сам не понимал, почему же именно ему хочется плакать. Но думать о Маркусе, как о недостойном человеке, ему вовсе не хотелось.

— «Вы сейчас кого своей речью убедить пытались, сэр?» — спросил он.

— «Да хуй его знает, Дом», — пробормотал Хоффман. — «Но уж точно не себя самого».

Надев кепку обратно, он побрёл вдаль. Дом остался стоять на ступенях. Опомнился он лишь в тот момент, когда понял, что совершенно не помнит, сколько уже времени тут стоит. Солнце уже шло к закату, скрываясь за зданием памятника Неизвестным Воинам, а Дом всё ещё терзался в раздумьях, стоит ли идти к могиле Карлоса, чтобы рассказать ему, каким же образом дело приняло столь херовый оборот. Дом бывал на могиле брата куда реже, чем ему того хотелось. С момента смерти Карлоса минуло уже почти двадцать лет. Решив, что сейчас ему всё равно больше некуда идти, Дом направился по безупречно чистой территории кладбища сквозь ряды надгробий к мавзолею. Именно там правительство КОГ и хоронило своих героев, одним из которых и был когда-то сам Маркус. Карлос, вовсе не планировавший становиться героем, вероятно, тоже проебал свой шанс на спасение, но в итоге его смерть позволила Маркусу выжить, и это было главным для Дома.

Гравий захрустел под его ботинками, когда Дом остановился у могилы брата. Надпись на надгробии совершенно не стёрлась с того самого дня, как её нанесли, хотя прошло почти уже двадцать лет со дня похорон.

“РЯДОВОЙ КАРЛОС БЕНЕДИКТО САНТЬЯГО,

ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИРАНСКОЙ ПЕХОТЫ,

КАВАЛЕР ЗВЕЗДЫ ЭМБРИ.

ПОГИБ НА ПОЛЯХ АСФО, ОСТРИ

В ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ МЕСЯЦА ТУМАНОВ

В СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМОЙ ГОД ВОЙНЫ

В ВОЗРАСТЕ ДВАДЦАТИ ЛЕТ”.