Округлый, просторный лежал перед нами колоссальный цирк, заполненный столь прозрачной водой, что присутствие ее угадывалось лишь по белой кайме наката да по темной, спроецированной в глубину тени плывущего одиноко бревна.
Замерев, забыв о закушенной в зубах папиросе, Верп Иванович машинально сунул зажженную спичку обратно в коробок. Через секунду спички взорвались. Сказкин вскрикнул, отпрянул от провала в бездну.
— Ты смотри! — рассердился я.
Гигантские клешни узких мысов почти смыкались на Камне-Льве, торчавшем в узком проливе, соединяющем кальдеру с океаном. Островок действительно походил на гривастого льва. Это сходство потрясло Сказкина:
— К пяти вернемся, скажу Агафоше: козел! Жизнь прожил, а истинной красоты не видел.
Он успокоился, сел в траву, перемотал портянки. Покатые его плечи быстро двигались — слабые зачатки будущих крыл. К Львиной Пасти Верп Иванович сидел уже спиной, он быстро привыкал к красивому. Но непонятно кем изодранный в клочья сивуч его нервировал. Из-под ладони он высматривал дымок над далеким домиком Агафона:
— Сидит ведь, козел, чаи гоняет, а на участке, ему вверенном, зверье давят. — Он взглянул на меня: — У нас, в Бубенчиково, к примеру, жил кот. Шерсть стопроцентная, драчлив, как три пьяных грека. Но и он крупных существ не трогал. Мышь там, понятно, ну, птица… Но чтобы сивуча!
— Сказкин, — прервал я его. — Ты говорил, у тебя не глаза, а телескопы. Глянь вон туда… Ниже, ниже…
— Во, глядь! — восхитился Верп. — Рыба!
Но не рыба это была. Не бывает на свете таких огромных рыб, не валяются огромные рыбы на пляжах.
На другой стороне кальдеры, за зеркалом невероятных прозрачных вод, лежало на камнях что-то огромное, уродливое, длинное, и Верп Иванович откровенно радовался тому, что между нами лежат эти прозрачные воды.
— Ишь, нажрался сивучинки, — неодобрительно хмыкнул Верп. — Небось ему чебуреки снятся.
Почему именно чебуреки, Сказкин не пояснил. Но события последнего времени — загадочно пропавшие собаки Агафона Мальцева, убитая у моря его же корова, наконец, сивуч — все это вдруг обрело некоторую систему.
А Сказкин бухтел:
— Ну, рыба, глядь! А? Не рыба, а прямо змей. Будь я один, я бы и не поверил.
— Почему ты говоришь — змей?
— А как надо? — удивился Верп. — Это же гад морской, не иначе. У нас на балкере «Азов» старпом такого встретил в Атлантике. Чуть заикой не стал. При его-то весе!
— Сколько ж такой гад весит?
— Не гад, а старпом, — обиделся Сказкин. — Тебе бы с таким встретиться!
— А я уже встретился! — счастливо ответил я. — Вон он лежит. Далеко лежит. На том берегу лежит.
— И хорошо, что не на этом.
— Ну, эту проблему мы решим, — пообещал я.
— Как? — сразу насторожился Сказкин.
— А просто, — сказал я. — Спустимся на берег и пошлепаем к этому чуду.
— Ты что, начальник? — отступил от обрыва Верп. — Ты как хочешь, а я не полезу вниз.
— Деньги кто тебе платит?
— Ты что, начальник? — не унимался Верп. — Он что, этот гад, он твой, что ли?
— Наш он, Верп Иванович! Наш!
— Наш? — удивился Сказкин. — Это, значит, и мой тоже?
— И твой тоже.
— А вдруг он не наш? Вдруг он заплыл из нейтралки? Вдруг он вообще из чужих вод?
Я не ответил.
Я понимал, как дико мне повезло, и пристально всматривался вдаль.
Змееподобное существо все так же неподвижно лежало на грубом каменистом берегу.
Я подполз к самому краю кальдеры, но сиреневая дымка размывала очертания, не давала возможности рассмотреть неизвестное существо. Вроде бы шея длинная… Вроде бы ласты… Или не ласты?.. Нет, похоже на ласты… А вот горбов, о которых спорил Сказкин с Агафоном, я не видел, хотя тело чудовища было непомерно вздуто.
— Хоть бы уж шевельнулся, — посетовал я. — В движении жизнь яснее.
— Не надо. Пускай лежит.
— Почему?
— Да потому, что незачем он нам, — отрезал Сказкин, оценивая крутизну стен, круто падающих в кальдеру. — Он же низшая форма жизни.
— А ты?
— Я человек, — обиделся Верп Иванович.
— Сейчас проверим.
— Как это?
— А просто. Пройдем по гребню, вон туда, к мысу Кабара. Там высота метров восемнадцать, не больше. Ты фал взял? Взял фал, спрашиваю?
— Я не пожарник. Я не буду лазать по фалу.
— Ладно, — махнул я рукой. — Полезу я. Ты меня подстрахуешь.
— А обратно?
Я молча вскинул рюкзак на плечи.
— А говорил, к пяти вернемся, — заныл Верп. — И зачем он тебе? Спит, и пусть спит.
Замолчал Сказкин только на мысе Кабара.
Мыс обрывался в кальдеру почти отвесно, но высота его тут действительно не превышала пятнадцати метров. Вдали, почти перед нами, торчал Камень-Лев. Длинная скала не позволяла отсюда видеть диковинного зверя.
— Поднимись повыше, — попросил я Сказкина. — Взгляни, что там этот делает.
— Да ну его, — уперся Верп. — Лежит и лежит. Чего гада дразнить без дела?
Фал, захлестнутый за мощный обнаженный корень пинии, полетел вниз. Я удивился: конец его завис примерно в метре от берега.
— Не может быть, — не поверил я. — Со склада мне выдали двадцать пять метров, а тут этого никак нет.
— Всякое бывает, — неуверенно заметил Сказкин, не глядя на меня. — Я вот в Бубенчиково…
— Он что, усох этот фал?