Он попробовал отвлечься на какую-нибудь дурацкую безмятежную программу из мутных глубин МегаНета, но ничего не получалось. Кулинарные программы поучали насчет пищевых привычек, рекомендуя питаться личинками и насекомыми, причем желательно выращенными в ближайших окрестностях. Или по экрану проносились фигуры боевиков Халифата, что-то вопивших над стоящими на коленях пленниками со связанными пластиковой лентой руками. Программы о путешествиях? Те убеждали его экономить воду, показывая потрескавшуюся землю в Эфиопии и толпы истощенных людей с канистрами на головах или покачивающиеся на волнах обломки сбитого новосоветской ракетой японского самолета, одновременно приводя статистику загрязнения океана вследствие авиакатастроф. Разъяренные физиономии примитивных и несознательных граждан, бездумно отказывающихся от профилактических прививок, а затем истощенные, умирающие от лиссабонки дети. В других местах его снова пытались поучать, изображая альтернативные стили жизни в виде портретов одержимых, явно обдолбанных людей, или просвещали насчет программы добровольной бедности. Куда бы он ни переключился, его поучали, к чему-то принуждали или играли на его чувствах. Ему приказывали реформироваться и меняться. Каждая программа, внешне казавшаяся нейтральной, оказывалась ангажированным воспитательным материалом, давно превзошедшим границы любой пропаганды.
Сбежав с развлекательных каналов, он в конце концов отыскал какой-то остросюжетный фильм, но вместо действия, бездумной авантюры и радостной приключенческой бурды увидел очередное послание о гнусности западной цивилизации, уничтожающей все подряд ради прибыли.
Он понял, что сходит с ума, начиная превращаться в Механика. Пора было заматывать голову в алюминиевую фольгу.
Включив музыку, он заварил чай и налил себе сливовицы. Все-таки настолько мерзко бывало далеко не всегда. Иногда светило солнце и появлялась зелень, всегда была надежда встретить женщину, которая внесет в его жизнь немного радости, он умел находить и создавать ивенты, в Сети иногда можно было отыскать что-то достойное внимания. Когда-нибудь он мог заработать столько, чтобы позволить себе снимать ролики о путешествиях, полные радостных экзотических людей и завораживающей природы. Мир не состоял из одних лишь полицейских броневиков и бородатых варваров, убивающих кого попало. Смысл жизни мог найтись за любым углом. В конце концов, у него были какие-то друзья.
Вот только отчего-то в это не хотелось верить.
В конце концов он пошел спать.
С сумкой-БиС на расстоянии вытянутой руки.
Помещение специально было спроектировано так, чтобы иметь весьма неприглядный вид. Кто-то потратил немало труда, чтобы стены выглядели словно покрытые плесенью, из-под которой проступал голый бетон, и позаботился о вьющихся по стенам проводах; в качестве столиков служили транспортные поддоны из бамбукового ламината, а сидеть приходилось на наполненных песком мешках из клонированного льна, украшенных преднамеренно нанесенными потеками.
В это время здесь было почти пусто, немногочисленные хипстеры сидели за мутным пивом из тростника и мисочками жареных жуков. В воздухе скрежетала индустриально-прогрессивная музыка, дополняя какофонический интерьер.
Норберт нашел себе неприметное место в углу, в едва рассеиваемом двухваттными диодами полумраке. Мокрую куртку он бросил на соседний пустой столик, а сумку поставил у ног.
Лицо его украшала небритая щетина. Он едва заставил себя выйти в вечный полумрак, перемежающийся каплями тающего снега, но чувствовал, что если еще немного посидит дома, то скоро перестанет мыться и зажигать свет.
Робсон выглядел еще хуже. Трудно было понять, где он провел последние дни, но, похоже, не дома. Бледный, с мешками под глазами и дрожащими руками, он присел у края столика, словно готовый в любой момент вскочить и убежать.
Норберт понюхал кофе из жареных желудей и ячменя, в котором плавали какие-то опилки.
— Что это за место? — спросил он.
— Такое, где я никогда не бываю, — сдавленно ответил Робсон. — Как пошло?
— Неплохо, — сдержанно ответил Норберт. — Мы на порталах третий день. Счетчики крутятся как сумасшедшие. На данный момент мы превысили два с половиной мегазаходов. Ты заработал полную ставку и пятипроцентную премию. Не знаю, как долго мы продержимся, но пока что мы вызвали землетрясение. В комментариях множество скандалов, возражений и выступлений. Появилась куча хейтеров, как мне кажется, профессиональных. «Фальшивка, дно, сбивающая с толку подделка». Оппозиция мечется, словно им кто-то жопы бензином намазал. Но с нашими ставками все хорошо.
— Слушай, — сказал Робсон тем же странным придушенным голосом, оглядываясь по сторонам. — Я хочу поменять договор.
— Договор есть договор, — сухо заметил Норберт. — Таковы ставки. Ты согласился.
— Не в том дело. Мне нужны наличные, и я сваливаю. Сечешь? Мне не нужен процент. Заплати мне сразу пятьдесят кило, и все. Мы друг друга не знаем и никогда не виделись.
— А где я тебе возьму пятьдесят кило наличными?
— Ты же сам говорил…