Ген Рафаила

Анатоль стоял в своей комнате в пижамных штанах и примерял на майку забытую куртку. Эта вещь давно висела в шкафу и была дорогим подарком Олеськи на фарфоровую свадьбу. Тончайшая черная замша, подбитая шиншилловой подкладкой, кроилась строго по фигуре генерала. Обмерять его приезжала известная в кругах шоу-бизнеса московская меховая швея. Куртка пахла деньгами и роскошью, но не сходилась на животе. Красавцев вертелся у зеркала в шкафу и так и эдак, пытался напрячь пресс, втянуть пузо, однако результат был прежним.

За этим занятием его и застала Адель. Она на секунду заткнулась, впервые увидев генерала в дорогой одежде, а затем сдавленно произнесла:

– Дедок ваш тонет…

Анатоль сорвался в чем был, по ходу движения лишь натянул валенки. Вслед ему с крыльца доносились вопли Батутовны:

– Хрен с ним, с агрономом, куртку… куртку не утопи!!!

Данила Константинович из последних сил держался в ледяной воде. От берега – метров двести.

Красавцев, скользя по поверхности реки фигурным шассе [13], максимально близко подобрался к полынье и, сняв на ходу куртку, лег на живот. В майке и кальсонах по-пластунски добрался до края льда и кинул в сторону утопающего шиншилловую кожанку. Дед уцепился за нее синими руками. Анатоль, постепенно отползая, начал тащить агронома из воды. Куртка натянулась и треснула. Данила впивался локтями в лед, но тот крошился, увеличивая полынью.

На берегу собралось полдеревни. Двое мужиков в телогрейках кинулись на помощь, легли гуськом, друг за другом и тянули Анатоля за валенки. В какой-то момент дед ослабел и бросил куртку, Красавцеву удалось схватить его за подмышки. К двоим помощникам присоединилось еще трое. Молитвами рафаиловцев, половина из которых снимали экшн на телефон, агронома вытащили из воды. Белого, замерзающего, без зубов.

– Где челюсть, урод? – У генерала трясся подбородок, майка порвалась, грудь была расцарапана острой теркой льда.

– В карр-ммма-нне, – прошамкал дед.

Челюсть – единственное, о чем думал агроном, теряя сознание в волжской воде. Зубы – ровные, унитазно-белые – он, утопая, успел вытащить изо рта, сунуть в карман охотничьих брюк и намертво застегнуть молнию.

* * *

Вопреки предсказаниям добрых соседей Данила Константинович не просто выжил – даже не заболел. Неделю попил водки с перцем, поел сальной кулебяки, вставил челюсть – и был как новенький. А вот Красавцев схватил жуткую пневмонию. Выхаживал его Хуан, колол антибиотики, растирал грудь барсучьим жиром.

– Вот шайтан буддийский – и не обморозился! – причитал испанец, вливая с ложечки в рот генерала куриный бульон. – Это же научный феномен! Бери с него пример, Толя. Обидно будет, если он выживет, а ты оттопыришься.

– Выживу, чтобы удушить его за куртку, – обливаясь потом, прошептал Анатоль.

Куртку тем временем реанимировать не удалось. Батутовна пыталась высушить ее, расчесала крупной гребенкой шиншилловый мех. Но тщетно. Замша стала похожа на картон, пошла пятнами, потрескалась и стояла горбом. Пелагея совала ее под нос агроному и шипела:

– Ответишь за вещь, козлина вонючая, – осознавая в душе, что ЭТОТ не ответит никогда.

* * *

Некие угрызения совести агроном все же испытывал. Пока Анатоль болел, пытался быть полезным – помыть полы, пропылесосить ковры, напечь блинчиков. Блины у него были отменные: тонкие, эластичные, в меру сладкие. Батутовна закатывала в них прокрученное, пережаренное с луком мясо и ворчала: «Знаешь, идол, чем вину загладить». Даниле было приятно, в сущности, он хотел быть хорошим. Однажды вернулся с прогулки загадочный и потряс в воздухе холщовым мешком.

– Это тебе, Толя, вместо куртки! Возмещение ущерба, так сказать.

Компания ужинала, собака лежала под столом на спине, сверкая бубенцами, густо намазанными «Алюминиумом плюсом». Кошки сидели на коленях у каждого из членов этой странной семьи. Рафик, развалившись, нежился на диване. Агронома воспринимали уже как нечто неизбежное – мороз, ветер, слякоть, грязные лужи.

– Что у тебя там? – без особого интереса спросил Анатоль.

Старик, обнажив в широкой улыбке зубы, развязал мешок. Оттуда хлынул тошнотворный трупный запах. Агроном запустил поглубже руку и вытащил за хвост две лисьих шкуры: хороший нелинялый серебристый мех скрывал плохо выделанную кожу, с остатками мяса и костей в лапах. Хуан поперхнулся и в ужасе закрыл рот руками.

– Где взял, гнида? Сам убил?

– Нееет, чем я убью, у меня и ружья-то нет. Купил! По дешевке.

– У кого?

– У одного хорошего человека. Он, меж прочим, в лесу живет, в берлоге, сам охотится, сырое мясо ест, а шкуры продает, ну чтоб соль-сахар себе купить, все такое… Он сказал, подчистить шкуры, подсушить – и запах выветрится.

– Как зовут его? – Испанца колотило.

– Рафаил, кажется… Он этот, татарин вроде…

Генерал с Хуаном переглянулись.

– Похоже, вернулся… – побелел Красавцев.

– Да кто? – наивно спросил агроном.

– Раф Баилов – беглый зэк, за убийство срок мотал.

Старик осунулся и начал запихивать шкуры обратно.