Работая надзирателем, Алтан Оболенский испытывал целую гамму эмоций. Это и превосходство над теми, у кого не дрогнула рука всадить нож в спину себе подобного или задушить его проводом. И чувство страха, что сейчас в автозаке [14]
начнется бунт, а его порежут на мелкие кусочки. И зависть к людям, которые смогли угодить собственным Бесам, дали им волю, напоили кровью, накормили человеческим мясом. В общем, Алтан ненавидел зэков и одновременно бескрайне их уважал.В тот год он часто в составе конвойной роты сопровождал одних и тех же заключенных – возил из колонии на стройку жилого комплекса и обратно. В компании из десяти зэков был один – узкоглазый, но с огромными черными зрачками; покрытый рытвинами оспин, как рваным одеялом; беззубый, кашляющий кровавыми сгустками. Страшный настолько, что Бес Алтана под его взглядом становился маленьким Бесенком и просился на ручки. А смотрел узкоглазый на него часто и пристально, будто пытаясь на расстоянии установить контакт, передать какую-то мысль.
В один момент, из клетки внутри крытого грузовика, он вытянул руку и бросил в сторону Оболенского заслюнявленную, свернутую в трубочку бумажку. Алтан, сидящий по другую сторону решетки, поднял ее и оскалил зубы.
– Ты это, вертухай… ты – особенный, – прохрипел в его сторону зэк, срываясь на кашель и сплевывая кровь. – Я ж следак бывший, я людей читаю, как тетрадки.
Алтан задрожал и повернул ствол в сторону узкоглазого.
– Да брось, ты скоро уйдешь с этой работы, я чую… А мне отсюда не уйти… Сын у меня есть, пятнадцати лет. Маляву я ему написал, понимаешь? Несколько слов сыну. Найди его, передай. Раф Икарович Баилов его зовут. А жену – Аня. Жене на глаза не попадайся. Лично в руки сыну. И я на том свете тебя отблагодарю. Вот увидишь…
Оболенский сам не понял, как взял из рук зека брошенную бумажку и опустил себе в карман. Конвоир-напарник сделал вид, что ничего не слышал – не видел, уткнулся глазами в пол.
Алтан трясся от страха, с одной стороны, а с другой – ликовал, будто с ним поговорил сам Дьявол. Сам Дьявол с его, Алтановым, Бесом.
Перед воротами колонии с колючей проволоки рубильником сняли ток, грузовик заехал на территорию, зэков развели по баракам, и больше Оболенский своего кашляющего беззубого Дьявола не видел.
Алтан действительно вскоре уволился из тюремных надзирателей и по воле жены пошел учиться на механика. Он долго пытался разыскать этого парнишку, отправлял запросы во все службы и наконец через приятеля в колонии узнал, где живет семья Икара Баилова. Оказалось – недалеко от зоны, на окраине того же Оболтова.
Заключенный и вправду оказался столичным гэбистом, а как его этапировали – надо же, за убийство арестованного! – жена двинулась следом, чтобы быть поближе. Но увиделась с ним лишь один раз. Икар был найден повешенным на решетке в камере, сделал удавку из разорванной робы. Говорят, у него был туберкулез на последней стадии и Баилов облегчил свой уход.
Оболенский долго мучился желанием распечатать заклеенную слюной бумажку, но так и не решился. Несколько раз подходил к двухэтажному дому, где жила семья Баилова, из-за угла видел его статную, очень красивую лицом жену в черном платке и высокого худого подростка – Рафа, которого, держась на расстоянии, провожал до школы. Выяснил, что по пятницам парень возвращается с уроков один, без друзей, и наконец решил к нему подойти.
Но не успел – умер. Точнее, был убит своей женой Пелагеей. Накануне во сне пришел к нему Икар Баилов, с кровавым следом от удавки, с оспинами на лице и черными зрачками.
Алтан от ужаса описался прямо в постель – впервые с младенческого возраста. А Дьявол Икар – злой, веселый и беззубый – сказал ему:
– Не ссы. До пятницы не доживешь. Отдай записку своей Олеське и накажи, чтобы передала моему сыну. Только строго накажи, чтоб не забыла!
Оболенский проснулся в липком поту. Сменил трусы. Умылся. Жена ушла на уроки. Двенадцатилетняя дочка натягивала хлопковые чулки и тоже убегала в школу.
Он подошел, обнял Олесю за плечи и уткнулся в теплый пробор между белыми косичками.
– Красивая ты у меня, Олесюшка!
Она обвила ручками его шею, согнула ноги в коленях и повисла на отце елочной игрушкой.
– И ты, пап!
– Как я тебя люблю! Выполнишь мою просьбу? – Он покачал ее, сгибая сильную шею вправо и влево.
– Конечно, любую! – Олеся не разжимала рук.
– Мамке не скажешь?
– Ни за что!
И Оболенский вкратце, по делу, все объяснил, попросил передать заслюнявленную бумажку мальчику по имени Раф Баилов, проживающему по адресу: улица Островная, дом шесть, квартира пять.
– Запомнила?
– Запомнила.
Ну а, вернувшись после школы, Олеська застала отца мертвым. Или убитым. Она не стала докапываться до истины.
Горевала недолго. Хотя любила его искренне, но и боялась до смерти. Одно чувство обнулило другое, и горечь потери после похорон улетучилась.
Был отец. Красивый. Мощный. Чокнутый. Бесноватый. Ну был и был.