Генерал без армии

Однажды на краю деревни они поймали красного командира. Он был ранен, отсиживался на сеновале, имел при себе пистолет и запас медикаментов, отстреливался до последнего, один патрон приберег себе. Но тот перекосило в стволе, и выстрела не произошло.

Бедняга был уверен в том, что ничего не скажет, выражал полное презрение врагу, но Хальцбергер знал тройку-другую способов разговорить любого человека. Это был подполковник Вербин, член военного совета Второй Ударной армии. Возможно, он знал, где находится Власов, по крайней мере, в какую сторону подался.

Вербин отстал от отряда, заблудился, нарвался на немецких санитаров, вступив с ними в перестрелку, получил ранение, но обзавелся нужными медикаментами. Он горячо уверял, что не знает, где Власов.

Но когда подручные Хальцбергера приступили к пыткам, слабый и анемичный мужчина вдруг вырвался и нырнул в бурьян. Немцы начали стрелять, в итоге обрели безмолвный труп и перспективу дальнейшего блуждания в трех соснах.

Но Хальцбергер определил район поисков. Это были деревни Негожино, Свищево, Овражное.

Шубин озадаченно почесал затылок. Ведь именно через эти населенные пункты пролегал его путь.

Что-то взволновало подчиненных Глеба.

Он оборвал допрос, вскарабкался на косогор и увидел, что возле леса, где была уничтожена группа Хальцбергера, остановился грузовик. С него сыпались солдаты вермахта в коротких шинелях.

Шубин поморщился. Сколько минут им потребуется на то, чтобы провести осмотр, восстановить картину происшествия и взять верный след? Овчарок при солдатах не было, но иногда и люди не глупее собак. В запасе несколько минут, а до леса довольно прилично.

Он быстро скатился обратно в балку и распорядился:

– Все, собираемся, скоро гости придут. Лева, разберись с нашим собеседником, только без шума. Никита, ты в порядке?

– Ничего со мной не сделается, товарищ старший лейтенант, – слабым голосом отозвался Костромин. – Бегать могу, голова, правда, ни черта не соображает, так что вы мне упражнения с умственной нагрузкой лучше не давайте.

– Шутит, значит, порядок, – заявил Малинович. – Мы проследим за ним, товарищ старший лейтенант, не волнуйтесь.

Глинский с невозмутимой миной накручивал глушитель на ствол «нагана».

Эсэсовец словно зачарованный следил за его движениями, облизывал губы.

– Закурить хоть дайте, – пробормотал он севшим голосом.

– Вам легче станет, герр Хальцбергер? – осведомился Шубин. – Могли бы раньше попросить, а сейчас извините, уже поздно.

Он отвернулся за мгновение до хлопка. Не оскотинился еще, не получал удовольствия от чужой смерти.



Глава 7

Незадолго до сумерек поредевшая группа вышла к деревушке Свищево. Людей в ней не было, она выгорела полностью. Чернели головешки, вздымались в небо дымоходы.

Разведчики шли по единственной улице и настороженно озирались. Ворчали из-под забора страшные ободранные собаки, но у них хватало ума не атаковать вооруженных людей.

Где-то слева осталось болото. Оттуда доносились запахи аммиачных испарений.

За деревней открылась очередная скорбная картина. Там валялись разбитые «сорокапятки», их уже основательно замело дорожной пылью. В кювете ржавели две перевернутые полуторки с разбитыми кабинами. В поле и водостоке лежали разложившиеся трупы. Наша колонна попала под бомбежку, а в кювет сгоревшие машины сбрасывали немецкие танки, чтобы освободить проезд.

В лесу бойцы опять натыкались на гниющие трупы и спешили быстрее проскочить зловонные участки. С опушки им пришлось отступить.

По дороге ползли бронетранспортеры, разрисованные камуфляжными узорами. На одном из них был установлен пулемет МГ-34, второй, судя по обилию антенн, принадлежал связистам. За ними трясся грузовик, набитый пехотинцами в касках.

Разведчики лежали в канаве. Мимо них, изрыгая смрадную гарь, ползли рычащие чудовища, потешались над чем-то солдаты.

До Овражного им пришлось бежать по голому полю, а потом выяснять, не засек ли кто. Деревушка была крохотной, даже сельсоветом не обзавелась. Скученные домишки, поваленные заборы, полное запустение. Здесь не было даже голодных собак.

Заходить в деревню не было смысла. Бойцы обошли ее по оврагу, снова углубились в лес.

Стремительно темнело. Часы показывали десять вечера.

На краю опушки обнаружилось заброшенное овощехранилище. Там царили еще те ароматы, но, слава богу, не связанные с разложением человеческих тел.

Наутро Ленька Пастухов жаловался, мол, чувствую себя как сгнившая картошка. Остальные были не лучше.

Никита Костромин окончательно от всех отрешился, никто не узнавал этого веселого и общительного парня. Контузия превратила его в кого-то другого. Он стал молчаливым, часто уходил в себя, если высказывался, то только по делу.

Ночь прошла спокойно. Утром бойцы перекусили остатками сухого пайка, немецкими галетами, невкусными, но хрустевшими на зубах.

Обширные болота им удалось обогнуть. Карта, реквизированная у немецкого связиста, уверяла, что за лесным массивом будет Негожино.