Гений

Невозможная, шутовская фигура Лидина-Славскаго и красота его жены, конечно, обратили на себя вниманіе всего — ска. Стоило имъ появиться въ алле, въ ресторан или на музык, какъ они становились центромъ всхъ взглядовъ. О нихъ говорилось громкимъ шопотомъ, котораго нельзя было не слышать. Сейчасъ же, въ одинъ день, создалось нсколько легендъ и версій. Одни увряли, что она княгиня такая-то, убжавшая отъ мужа, что они вовсе не женаты. Другіе спорили, доказывая, что она просто жидовка, наздница изъ цирка въ Москв. Третьи были ближе къ истин, но говорили, что она отравила свою бабушку и обокрала ее. Какъ бы то ни было, надъ его фигурой, его невозможными жабо и гофрировками, которыхъ онъ не покидалъ, надъ его чваннымъ видомъ и лицомъ, похожимъ на алебастровую маску, очень смялись. Въ отношеніи къ ней сказывалась упорная враждебность. Если бы взглядъ ея мечтательныхъ чудесныхъ глазъ не скользилъ только по этимъ лицамъ, не стремился выше этой толпы встрчныхъ, если бы она не была такъ разсяна, а захотла вглядться и вслушаться во все, что ее окружало, она врядъ-ли бы появлялась въ парк и на музык. Она увидла бы обидныя, презрительныя мины женщинъ, циничные взгляды и перемигиванія мужчинъ, увидла бы, что находится въ самой враждебной и безпощадной сред.

Такое отношеніе было понятно. Не признать ея красоты, граціи, изящества, особенно выдлявшихся среди этой пестрой, безвкусной и совсмъ некрасивой толпы — не было возможности. Вс это понимали, всхъ это обижало и вс были довольны, что ея странное, почти двусмысленное положеніе рядомъ съ гофрированнымъ шутомъ дозволяло проявляться злорадству. Ея красота и прелесть были оскорбительны для женщинъ. Ея скромность, не желаніе знакомиться, разговаривать, шутить, ея немногосложныя отвты и строгіе взгляды прекрасныхъ глазъ были оскорбительны для мужчинъ, желавшихъ найти въ ней совсмъ иное…

Дней черезъ пять посл нашей встрчи на балу, Лидинъ-Славскій постучался ко мн въ комнату.

— Можно войти, сосдъ?

— Входите…

Дло было въ послобденную пору. Онъ оказался въ значительно возбужденномъ состояніи; отъ него пахло виномъ.

— Васъ что-то совсмъ не видно, — хрипло сказалъ онъ, почти падая въ мое кресло. — Впрочемъ… не то, а вотъ что: вы слышали, это будетъ завтра…

— Что — это?!

— А мой первый сценическій конферансъ…

— Нтъ, не слыхалъ.

— Да, завтра, уже и объявленія печатныя всюду вывшены… Уфъ! ршился… Попробую!.. Авось, здшняя публика окажется малую толику смыслящей… Билеты въ курзал, въ буфет продаются… поспшите, а то въ первомъ ряду не достанете, — прибавилъ онъ вдругъ совсмъ уже инымъ тономъ.

— Поспшу, — сказалъ я. — Но что-же это за сценическій конферансъ?

Онъ скривилъ ротъ и какъ-то фыркнулъ.

— Н-тъ-съ, батюшка, я этого вамъ не скажу-съ! Это тайна… секретъ до завтрашняго вечера. Это видите, моя идея собственная: никогда никто до меня придумать не могъ. И не спрашивайте, не скажу!.. Сюрпризъ будетъ публик; такъ и на афишахъ сказано — сценическій конферансъ — и больше ничего; эффектъ, надюсь, будетъ полный… Ну-съ, а теперь до свиданія… мн еще приготовиться надо.

Онъ поднялся, величественно кивнулъ мн головою и ушелъ.

Черезъ нсколько минутъ изъ его комнаты до меня донеслось какое-то завываніе его хриплаго голоса. Потомъ онъ вдругъ будто взвизгнулъ. Онъ читалъ что-то уже не своимъ, а пронзительнымъ, пискливымъ голосомъ. Потомъ опять хриплый басъ. Меня это почему-то раздражать стало. Я ушелъ въ паркъ и первое, что бросилось мн въ глаза: вокругъ всего курзала и на многихъ деревьяхъ расклеенныя огромныя розовыя, зеленыя и синія афиши, на которыхъ крупнйшими буквами было обозначено:

Къ курзал первое представленіе знаменитаго драматическаго артиста Лидина-Славскаго. Художественная новость, никогда еще до сихъ поръ не практиковавшаяся не только въ Россіи, но и во всемъ цивилизованномъ мір, даже въ Америк — сценическій конферансъ. Билеты можно получать въ буфет курзала.

Я отправился въ буфетъ и, заплативъ пять рублей, получилъ кресло перваго ряда.

IX.

Большая зала была приготовлена для представленія «знаменитаго драматическаго артиста», для его «сценическаго конферанса». Впрочемъ, приготовленій особенныхъ не потребовалось. Лидинъ-Славскій или не пожелалъ входить въ излишніе расходы, или ршилъ, что для его таланта не нужна обстановка, — какъ-бы то ни было, театральныхъ подмостковъ не существовало. Съ одной стороны залы были заперты двери, выходившія на балконъ, и отъ стны до стны протянута была на толстой веревк красная кумачная занавска, настолько невысокая, что скрывала отъ публики окна и двери только наполовину. Знакомые желтые внскіе стулья были разставлены тсными рядами. Первый-же рядъ, у самой занавски, состоялъ изъ откуда-то взятыхъ креселъ, весьма сомнительной крпости, и еще боле- сомнительной чистоты.

Когда я, въ восемь часовъ, вошелъ въ залу, публика была уже почти въ сбор. Вечеръ задался ненастный, втряный, то и дло накрапывалъ дождикъ. И эта погода, вроятно, значительно благопріятствовала сбору. Дв трети залы, особенно задніе ряды, оказались занятыми.