Гений

Я прошелъ къ своему креслу и очутился среди цвта — скаго общества. Но я не видлъ въ первую минуту всхъ этихъ кавалеровъ и дамъ, я видлъ только, черезъ два кресла отъ меня, прелестное лицо жены «знаменитаго» артиста. Она была все въ томъ-же скромномъ темномъ плать, въ которомъ я ее увидлъ въ первый разъ на балу, съ той-же красненькой ленточкой на ше. Она показалась мн очень блдной; глаза ея лихорадочно горли, ей было такъ неловко, такъ, видимо, тяжело въ этомъ кресл перваго ряда, среди обращенныхъ на нее со всхъ сторонъ взглядовъ.

Зачмъ она здсь! Ей лучше было-бы совсмъ не показываться, или быть гд-нибудь тамъ, за этой кумачной занавсью въ той гостиной, гд наврно находится теперь онъ, и откуда онъ долженъ выйти. Зачмъ она здсь? Наврно, это онъ ее заставилъ, какъ тогда, на балу, заставилъ ее танцовать… Она и теперь не осмлилась ослушаться, и сидитъ какъ на раскаленныхъ угольяхъ; а вокругъ нея нескромное перешоптываніе, враждебные взгляды, циничныя усмшки. Мн захотлось подойти къ ней, увести ее отсюда; но я не посмлъ даже ей поклониться, потому что она, встртясь съ моимъ взглядомъ, сдлала видъ, что меня не замчаетъ. Я постарался о ней не думать.

Къ это время въ заднихъ рядахъ стало выражаться нетерпніе. Кто-то изо всхъ силъ стучалъ палкой, чей-то густой басъ крикнулъ: «пора!» Два ресторанныхъ лакея, пробравшись между рядами публики, скрылись за занавсью и старались ее раздернуть, что, однако, никакъ имъ не удавалось. Наконецъ, нсколько человкъ зрителей пришли имъ на помощь, и кое-какъ удалось сдернуть занавсъ въ одну сторону. Теперь передъ зрителями была только одна толстая веревка.

Мн положительно въ первый разъ приходилось, во время представленія, оказаться на сцен; но, впрочемъ, никакимъ образомъ нельзя было назвать сценой то, что было предо мною. У дверей и оконъ, выходившихъ на балконъ, было поставлено нсколько кадочекъ, съ чахлыми миртами и олеандрами; на полу, въ двухъ шагахъ отъ перваго ряда, красовался старый персидскій коверъ, въ углу зачмъ-то поставили деревянную, выкрашенную въ зеленый цвтъ колонну и на ней бюстъ Пушкина. Вотъ и все.

Я не утерплъ — взглянулъ на Софи. Глаза ея были совсмъ закрыты, на лиц выражалось страданіе. Дворъ въ боковую гостиную отворилась — и передъ нами появился Лидинъ-Славскій. Что за фигура! Онъ былъ одтъ въ средневковый испанскій костюмъ съ громадными буфами на рукахъ и на бедрахъ. Его длинныя и сухія какъ жерди ноги были обтянуты въ трико лиловаго цвта, за плечами красовалась коротенькая епанча, съ боку шпага. Онъ оставилъ нетронутыми свои длинные вылзшіе волосы и только на лицо въ изобиліи насыпалъ пудры, такъ что оно окончательно превратилось въ маску. Нельзя выразить жалкаго комизма этой невозможной фигуры! И это тутъ, въ двухъ шагахъ отъ зрителей, при блдномъ боковомъ освщеніи лампъ…

Онъ въ нсколько громадныхъ шаговъ, будто на ходуляхъ, вышелъ на середину и величественно поклонился публик. Въ заднихъ рядахъ кто-то фыркнулъ, но впрочемъ тотчасъ же, то тамъ, то здсь, раздались нершительныя рукоплесканія. Артистъ помолился еще разъ и, весь какъ-то изогнувшись и положивъ лвую руку на эфесъ шпаги, а правой сдлавъ неопредленный жестъ, началъ, возвышая свой хриплый голосъ:

— Почтеннйшая публика! полагаю, что прочтя мои анонсы, изъ которыхъ вы узнали, что будете присутствовать въ первый разъ на сценическомъ конферанс, вы были изумлены, не зная и не понимая, что это такое! Да-съ, почтеннйшая публика, это нововведеніе, въ искусств, авторомъ котораго являюсь я. Сценическій конферансъ — это то же театральное представленіе, но только соотвтствующее цлямъ и задачамъ искусства. Представьте — дается пьеса, пьеса великаго драматурга. Что необходимо для того, чтобы знаменитое твореніе произвело должный эффектъ, запечатллось въ душ зрителя во всей своей неприкосновенности? Что для этого нужно?

Онъ входилъ въ азартъ и начиналъ шагать по старому персидскому ковру, отъ одного его края до другого.