Я вглядываюсь в его лицо:
— Что произошло между тобой и Тесс?
Дэй сверлит глазами стену, он погружен в свои размышления, и мне приходится постучать носком ноги по его ботинку, чтобы вывести его из забытья.
— Тесс меня поцеловала, — вполголоса говорит он. — Ей кажется, я предал ее… ради тебя.
Мои щеки розовеют. Я закрываю глаза, прогоняя видение: целующиеся Тесс и Дэй. Как глупо! Правда? Тесс знает Дэя много лет — почему бы ей не поцеловать его? И разве Президент не поцеловал меня? И разве мне не понравилось? Вдруг мне кажется, что Анден удалился на миллион миль, он словно потерял всякое значение. Я вижу лишь одно: Дэя и Тесс вместе. Это как удар в солнечное сплетение. Вокруг война в самом разгаре. Не будь дурочкой.
— Зачем ты мне сказал?
— Лучше было бы держать это в тайне?
Вид у него пристыженный, он поджимает губы.
Не знаю почему, но Дэю всегда легко удается вызвать у меня чувство собственной неполноценности. Я пытаюсь делать вид, что ничуть не беспокоюсь.
— Тесс тебя простит.
Я пытаюсь говорить серьезным утешительным тоном, но слова на деле получаются пустыми и притворными. Под арестом я без сучка без задоринки прошла испытание на детекторе лжи, почему же мне так трудно уладить дело теперь?
Немного спустя он говорит более спокойным голосом:
— Что ты о нем думаешь? Честно.
— Я думаю, он настоящий, — отвечаю я и сама поражаюсь спокойствию собственного голоса, я рада сменить тему. — Он честолюбивый и сердобольный, а потому немного непрактичный. И он явно не жестокий диктатор, хотя Патриоты и утверждают, что он таким станет. Он молод, и ему нужна поддержка граждан Республики. И еще ему нужна помощь — без нее перемены вряд ли возможны.
— Джун, нам едва удалось сбежать от Патриотов. Ты предлагаешь помогать Андену после того, что мы уже для него сделали, и дальше рисковать жизнью ради окаянного богача, которого едва знаешь?
Злость в его глазах пугает меня, мне кажется, что он и меня хочет оскорбить.
— При чем тут классовые различия? — Теперь и я чувствую раздражение. — Ты и в самом деле хочешь сказать, что будешь рад видеть его мертвым?
— Да. Я буду рад видеть Андена мертвым, — говорит Дэй сквозь зубы. — И все его правительство, если это поможет вернуть мою семью.
— Это не похоже на тебя. Смерть Андена ничего не исправит. — Как мне убедить его? — Так можно всех без разбору занести в категорию врагов. Не все служащие Республике негодяи. Что ты скажешь про меня? Или про моего брата и родителей? В правительстве есть хорошие люди, и именно они смогут инициировать перемены в стране.
— Как ты можешь защищать правительство после того, что они с тобой сделали? Как ты можешь не желать краха Республики?
— Да не нужен мне никакой крах, — сердито восклицаю я. — Я хочу увидеть, как она меняется к лучшему. В дни становления у Республики были резоны взять население под жесткий контроль…
— Опа. Ну-ка постой.
Дэй поднимает руки. Его глаза горят бешенством, какого я еще не видела.
— Ну-ка повтори! Давай! У Республики в дни становления были резоны? Ты оправдываешь действия Республики?
— Ты не знаешь истории образования Республики. Анден поведал мне, как страна родилась из анархии и еще как именно люди…
— Так ты теперь веришь всему, что он говорит? Ты хочешь сказать, это люди виноваты, что Республика стала такой? — орет Дэй. — Мы сами виноваты, что живем такой сучьей жизнью? И у правительства, мучающего бедняков, есть оправдание?
— Нет, я хочу сказать, что оправдание…
Почему-то в моих устах история уже не столь убедительна.
— И теперь ты считаешь, что Анден с его полоумными идеями сможет все исправить? Что такой вот богатей спасет всех нас?
— Прекрати его так называть! Все можно изменить не его деньгами, а его идеями. Деньги ничего не решают, когда…
Дэй тычет в меня пальцем:
— Не смей больше говорить при мне таких слов. Деньги решают все.
Щеки мои вспыхивают.
— Нет, не решают.
— Ты не знаешь, потому что у тебя всегда они были.
Я морщусь. Мне отчаянно хочется объяснить: я имела в виду вовсе не это. Не деньги сформировали меня, или Андена, или кого-то еще. Почему так сложно это ему объяснить? Почему Дэй — единственный человек, которому я не умею убедительно возражать?
— Дэй, прошу тебя…
Он вскакивает со стула:
— Знаешь, может быть, Тесс была и права, говоря о тебе.
— Что? — спрашиваю я. — Что Тесс про меня сказала?
— Может, ты и изменилась за последние несколько недель, но все же в глубине души ты осталась солдатом Республики. До мозга костей. Ты по-прежнему предана убийцам. Ты забыла, как умерли моя мать и мой брат? Забыла, кто расправился с твоей семьей?
Теперь и во мне вспыхивает ярость. Почему он отказывается посмотреть на мир с моей точки зрения? Я спрыгиваю с высокого стула.
— Я никогда ничего не забываю! — кричу я. — Я здесь ради тебя! Ради тебя я отказалась от всего! Как ты смеешь вмешивать в это мою семью?!