Гении неба

Планета пахла нежилым. В этой голой, обветренной плоскости не могла существовать никакая жизнь — я знал подобные миры, опустошенные миллионы лет назад и с тех пор бесконечно кружащие по своим орбитам наподобие выброшенных жестянок из-под пива. Я не удивился этому своему знанию. Затем пришла другая мысль: «Раз я здесь, то внизу что-то еще осталось».

Тогда то, чем я оказался, плавно перетекло на три километра ниже.

Детали приблизились, и все стало ясно. Широко раскинув руки, словно обнимая бесплодную пустыню, ничком на песке лежал человек. Лежащий внизу человек — это тоже был я, точнее — мое тело. Я узнал себя, и обрушился вниз, вливаясь в плоть…

Помрачение закончилось. Преодолевая одеревенелость мышц, я поднялся на ноги и хмыкнул, оглядев мертвый пейзаж:

— Что же, немедленная кончина, сударь, нам не грозит. Гран мерси и на этом.

— На здоровье, — отозвался голос ниоткуда.

Он был как шум осыпающегося песка, странный, нечеловеческий шелестящий шепот. Он говорил по-моему. По-русски. Это встряхнуло — раз он знает язык, то, значит…

— Кто ты? — спросил я.

— Тари, — прошелестела пустыня. Голос шел отовсюду, но не рождался в моих извилинах, как было бы, если бы этот или эта Тари оказалась телепатом.

— Ты далеко от меня? Где ты, Тари?

— Я везде.

Так начались наши разговоры, наводящие тоску да головную боль.

Тари смог воспринять мой язык, но понимание шло с трудом, поскольку моему собеседнику никак не удавалось приспособиться своим нечеловеческим мышлением к понятной для меня системе. На «притирку» понадобилась долгая неделя, стоившая нам с этим невидимкой порядочной нервотрепки. Все же на восьмой день мы стали вкладывать в слова одинаковый смысл. С тех пор, насколько он, Тари, стал человеком, настолько я человеком быть перестал.

День проходил за днем, я научился не думать о пустом желудке, а жажду утолял в небольшом чистом озерце, показанном неподалеку невидимкой. Мы все лучше понимали друг друга. Мы болтали. Постепенно как-то незаметно я рассказал ему всю свою жизнь, Его терпения и памяти с избытком хватило на мое рваное повествование с бесконечными отступлениями. Однажды выяснилось, что у него есть синтезатор со стандартными юнивер-входами, тогда я вложил в терминал свои программы, и вскоре стал получать необходимые простенькие инструменты, вроде микровизора и манипуляторов. Дал он также и исходное сырье, которое я у него попросил. Как только все необходимое очутилось в моих руках, я начал работать.

Представляю, как бы это выглядело со стороны: сидящий на плоском валуне посреди тарийской пустыни полуголый семнадцатилетний землянин, болтающий с бесплотным голосом, склоняясь над окулярами ксенотехнической установки, слегка похожей на небольшой электронный микроскоп.

— Как продвигается твой титанический труд? — спросил меня невидимка на третий день работы, когда я уже заканчивал сборку «ключа». Не психоключа, а простого галакс-маркера, аварийного псионового маячка.

— Почему это вдруг он стал «титаническим»? — проворчал я, чувствуя подвох и не отрываясь от окуляров. Оставалось доделать совсем немного.

— Ну как же! Ведь она почти вся из титана. А что это она должна делать? — поинтересовался Тари.

Я постарался объяснить. Невидимка фыркнул:

— Ну разве для того, чтобы хоть чем-то заняться… Однако ты бы лучше собрал что-то полезное, а не этот передатчик, который все одно никто не услышит.

— Почему это не услышат?! Если хочешь знать, его сигнал тревоги слышен во всем пространственно — временном объеме вселенной, Везде, дружище!

— Да?

— Да. Чего ты там фыркаешь, его сигнал невозможно ничем экранировать.

— Маловато. Ха, «вселенной»! — процедил собеседник с нескрываемым презрением.

Я медленно разогнул усталую спину. Постепенно, по мере понимания только что услышанного, похолодел. Да, если это действительно другая вселенная, тогда понятно, почему я столько времени безмятежно загораю на планете Тария под лучами одноименного светила.

«В таком случае, понятно, почему меня не вытащили отсюда. Я просто недоступен ни Интергалу, ни Дэву — если Дэв пока при памяти. Ни тому не названному Врагу Интергала, с Охотницей которого меня свел случай. Уж кто-то из них обязательно бы попробовал меня использовать. Но стоп! Может быть, меня как раз и используют — по самому тяжелому, галакс-рейдерскому варианту, как там говорил пятнистый? Без инструктажа, без группы поддержки, полностью автономно?» — пронеслось в голове.

— Другая вселенная, — пробормотал я, и оттолкнув от себя свалившийся в песок микровизор, впервые почувствовал себя отрезанным от своего привычного мира. И чем больше я смотрел на окружающий пейзаж, сквозь отчаяние и нахлынувшее глухое одиночество все сильнее проступало: «ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! Наверно, он врет!»

Я уцепился за мысль как утопающий за соломинку:

— Погоди, а как же твой синтезатор, а язык?

Невидимка ощутимо замялся и наконец выдавил:

— Понимаешь… Когда ты попал сюда, я провел полный информационный зондаж. Конечно, это неприятно, но как бы я узнал, что, собственно, такое ты собой представляешь?