Отлив; дневной свет меркнет,Благовонная морская прохлада надвигается на землю, заливает ее запахами водорослей и соли,А с ними множество сдавленных голосов, поднимающихся из клубящихся волн,Приглушенные признания, рыдания, шепот,Словно доносящиеся от далеких — или где-то укрытых — людей.Как они погружаются в глубину и вырываются на миг на поверхность! Как они вздыхают!Неназванные поэты — художники, величайшие из всех, с дорогими им, но неудавшимися замыслами,Любви безответность — хор жалоб веков — последние слова надежды,Отчаянный крик самоубийцы: «Уйти в безграничную пустыню и не вернуться больше никогда».Так вперед, к забвению!Вперед, вперед, выполняйте свое дело, погребальные волны отлива!Вперед, наступает твоя очередь, яростный прибой!
О глухой, грубый голос мятежного моря!
Перевод И. Кашкина.
О глухой, грубый голос мятежного моря!Днем и ночью брожу, вслушиваясь в твой шорох, в удары прибоя,Стараюсь понять странный смысл твоих слов(Здесь я просто стремлюсь передать их) —И табуны белогривых коней, что несутся на берег,И широкую улыбку покрытого солнечной рябью лица,И хмурое раздумье, а за ним бешенство ураганов,И неукротимость, своеволье, причуды;Как ты ни велик, океан, твои обильные слезы — о вечном, недостижимом(Что может еще возвеличить тебя, как не великие схватки, обиды и пораженья), —Твое огромное одиночество — ты его вечно ищешь и не находишь:Наверно, что-то отнято у тебя, и попранной вольности голос все звучит и звучит яростно, не слабея,Твое сердце, как большое сердце планеты, закованное бьется, ярясь в твоих бурунах,И широкий разбег, и срыв, и не хватает дыханья,И размеренный шелест волн по пескам — шипенье змеи,И дикие взрывы хохота — далекое рыканье льва(Ты грохочешь, взывая к неба немой глухоте, — но теперь наконец-то доверчиво изливаешьОбиды свои, наконец-то другу в призрачной ночной тишине).Последняя и первая исповедь планеты,Возникающая, рвущаяся из глубин твоей души!Эту повесть об извечной, всеобъемлющей страстиТы родной поверяешь душе!
Твою звонкогорлую песнь
На восемьдесят третьем градусе северной широты, когда до полюса оставалось расстояние, которое быстроходный океанский пароход, плывущий по открытым водам, покрыл бы за сутки, — исследователь Грили услышал однажды пение полярной овсянки, веселыми звуками оглашавшей безжизненные просторы.