Не очень понятно, кого герцог Йоркский здесь называет негодяем: самого Хорнера или его подмастерье Питера, который пытается оболгать хозяина. Судя по словам «подлый поденщик», имеется в виду именно Питер. Но не факт. Ложь Питера, если это действительно ложь, пока никак не доказана.
Но Хорнер не сдается.
– Да пусть меня повесят, если я когда-нибудь такое говорил! Меня обвиняет мой собственный подмастерье, и знаете, почему? На днях я наказал его за провинность, и он поклялся, что сведет со мной счеты. У меня и свидетели есть, они все видели и слышали. Умоляю вас, ваше величество, не губите честного человека по наговору негодяя.
Ну, Генрих-то, «его величество», конфликты разбирать не умеет и вообще в таких ситуациях полностью теряется. Поэтому совершенно естественно, что он привычно обращается к Глостеру:
–
И дядя, как всегда, предлагает решение:
– Если на герцога Йорка падает подозрение, то он не может быть регентом, и эту должность получит Сомерсет. Но поскольку мы сомневаемся в правдивости показаний и Хорнера, и его подмастерья Питера, пусть этим двоим назначат день для поединка. Это будет соответствовать закону.
Вот, значит, какой Хамфри Глостер: не просто уважает закон, как нам усиленно показывали в первой пьесе, но и готов поставить интересы правосудия выше личных симпатий. Йорк предан ему, входит в группу его сторонников, но Глостер принимает решение о регентстве в пользу своего врага Сомерсета. Это проявление высокой порядочности? Или тонкая продуманная игра? Посмотрим.
Сомерсет благодарит, Хорнер согласен на поединок, а вот Питер, напротив, приходит в ужас:
– Я не могу драться! Ради бога, сжальтесь надо мной! Господи помилуй, да я же драться не умею! Я не выдержу ни одного удара!
– Или будешь драться, или тебя повесят, – холодно говорит Глостер.
Повесят при недоказанной виновности? Интересно… Возможно, слова Бекингема о чрезмерной жестокости наказаний, налагаемых лордом Глостером, не совсем беспочвенны.
– Ведите их в тюрьму, – велит король Генрих. – Назначьте поединок на последний день месяца. Идем, Сомерсет, мы тебя проводим.
Сцена 4
Сад герцога Глостера
А вот и колдуны-чародеи появились, и с ними два священника – Джон Юм и Томас Саутуэл.
– Идемте, господа, – приглашает гостей Юм. – Герцогиня ждет.
– Мы готовы, – отзывается чародей-астролог Болингброк. – Ее светлость желает присутствовать?
– А как же иначе? Не сомневайтесь, у нее смелости хватит.
– Я слышал, она женщина несокрушимой силы духа, – замечает астролог. – Но будет лучше, если вы, мистер Юм, побудете с герцогиней наверху, пока мы будем действовать здесь, внизу. Идите, оставьте нас.
– Отлично, господа! – приветствует гостей Элеонора, глядя сверху в сад. – Принимайтесь за дело – и чем скорей, тем лучше.
Герцогиня в саду
– Терпение, мадам, – отзывается астролог. – Мы, колдуны, знаем свой час.
Первой в разговор с Духом вступает Марджери Джорден:
– Пока не ответишь на наши вопросы – не уйдешь отсюда.
– Спрашивай, что хочешь, – отвечает Дух и добавляет: – Поскорей бы закончить.
А Дух, оказывается, не лишен чисто человеческих эмоций. Его вызвали сюда, в сад, оторвали от более приятных дел. Ему скучно и хочется побыстрее вернуться назад. И похоже, автор пьесы перед представителем темных сил не больно-то трепещет.
Болингброк достает бумажку с вопросами, которые заготовила герцогиня, и начинает зачитывать:
– Вопрос первый: что будет с королем?
Дух вещает:
Хорошая формулировка. Кто кого переживет-то? И кто из них погибнет насильственной смертью? Понимай как хочешь. Впрочем, Аникст, например, считает, что столь неопределенный ответ является типичным для гадалок и предсказателей: напустить туману, а человек уж сам додумает в соответствии со своими желаниями и личной ситуацией.
По мере того, как Дух говорит, Саутуэл записывает его ответы.
– Следующий вопрос: что будет с Сеффолком?
–
– Третий вопрос: какая участь ждет Сомерсета?