Генрих Шестой глазами Шекспира

– И все же вы, ваше величество, поступили необдуманно, когда отдали дочь лорда Скелса за брата леди Грей. Я или Кларенс стали бы ей более подходящими мужьями. Вы выказываете явное предпочтение родственникам своей супруги, отдавая им самых выгодных невест, и забываете о родных братьях.

– Да, именно! – подхватывает Кларенс. – А сыну леди Грей вы отдали наследницу барона Бонвиля, и снова ваши братья остались за бортом!

Разбираемся, что к чему в этом диалоге. Брат Елизаветы Вудвилл (Грей), Энтони Вудвилл, действительно был женат на Элизабет Скейлз (Скелс), только брак этот состоялся вовсе не с благословения короля Эдуарда и задолго до того, как Эдуард взошел на престол и познакомился со своей будущей женой. Так что претензии Глостера безосновательны. Томас Грей, старший сын Елизаветы от брака с Джоном Греем, и в самом деле женился на дочери барона Бонвилла (Бонвиля), да только случилось это куда позже, в 1474 году, и было уже вторым браком. А до заключения первого, в 1466 году, оставалось еще два года: мальчонка-то совсем юный, он родился в 1451 году и к моменту происходящих на сцене событий ему едва 13 лет стукнуло.

Но не будем цепляться к неточностям, главное мы уловили: братья Кларенс и Глостер недовольны тем, что родственники новоявленной королевы расхватывают самые жирные и лакомые куски с дворцовой тарелки. В этом моменте Шекспир ничуть не грешит против истины: семейка у Елизаветы Вудвилл оказалась весьма и весьма многочисленной, вся эта родня моментально присосалась ко двору и начала разбирать самых завидных женихов и невест и самые «вкусные» должности. Окружение Эдуарда Четвертого было крайне недовольно таким положением вещей, из-за чего постоянно возникали всеразличные интриги, козни и конфликты.

– Ах, бедный братик Кларенс! Так это ты из-за невест так расстраиваешься? – ерничает Эдуард. – Не переживай, дружок, найду я тебе жену.

– Нет уж, спасибо, – огрызается Джордж Кларенс. – Ты себе уже выбрал и показал свой вкус во всей красе. Я лучше сам найду, на ком жениться. И вообще уеду отсюда.

– Хочешь – уезжай, хочешь – оставайся, – пожимает плечами Эдуард. – Сути это не меняет: король здесь – я, и меня меньше всего волнует, чего ты хочешь или что решишь.

В разговор вступает королева Елизавета, бывшая леди Грей.

– Милорды, хочу вам заметить, что до свадьбы с королем я не была никем. У меня очень достойное происхождение, и история знает королев, родословная которых была куда хуже. Не стану отрицать, мое новое положение приносит почет и привилегии и мне, и всем моим родственникам, однако неприязнь и ваша, и всех знатных людей при дворе омрачает нам всю радость.

Что здесь правда? Да все! Мать Елизаветы, Жакетта Люксембургская, была родственницей и подругой королевы Маргариты Анжуйской. Первым мужем ее был не кто иной, как сам Джон Бедфорд, регент Франции после смерти короля Генриха Пятого, один из основных персонажей первой части пьесы «Генрих Шестой». А вот вторым мужем стал небогатый рыцарь, служивший у Бедфорда оруженосцем, по имени Ричард Вудвилл. Брак был счастливым и многодетным, и хотя подобный мезальянс вызывал осуждение в свете, Жакетта оставалась приближенной к королеве Маргарите, дружила с ней, была ее фрейлиной. Это что касается родословной Елизаветы Вудвилл. Что же до неприязни двора – это тоже правда, и мы об этом уже знаем. Сестер и братьев у Елизаветы было много, все они оказались в высшем обществе, и самые знатные и богатые семьи с удовольствием роднились с королевской семьей, чему способствовал и сам король Эдуард, влюбленный по уши в свою жену и готовый покровительствовать всей ее семье и щедро одаривать новых родственников. Сами можете представить, как «сильно любили» Вудвиллов при дворе…

Эдуард спешит успокоить жену:

– Любовь моя, ну о чем ты говоришь? Тебя не должна волновать чья-то там неприязнь, пока ты моя жена, а я – их законный государь, которому они должны подчиняться. Если они не захотят вызвать мой гнев, они и мне будут кланяться, и тебя полюбят, никуда не денутся. А если посмеют хоть слово вякнуть – мало им не покажется.

«Слушаю, молчу и размышляю», – думает Глостер.