Геометрическая рапсодия

Перед нами два марша лестницы, уходящей вниз. По ним быстро спускается Зодчий. Мы оказываемся в подземелье, где бесчисленные колонны держат полукруглые своды. Стремительно уходит вглубь их Зодчий, камера мчится вслед за ним среди расступающихся колонн. Направо, налево, вновь направо — кажется, колонны кругом. И вдруг — узкий, зеленый коридор, который перегораживают две оригинального вида конструкции. Зодчий раздвигает их, и мы видим, что нижний конец правой колонны и верхний конец левой — это плоская лента, которая лишь притворялась "объемной". На ленте надпись: "В огромном саду геометрии каждый найдет букет себе по вкусу. Давид Гильберт".

Зодчий распахивает дверь, которую скрывали колонны, и в лицо нам ударяет солнечный свет. Вдали — замок, черепичная крыша, башенка, квадратный дворик. По окаймляющей его сверху лестнице идут какие-то люди. Камера приближает к нам эту лестницу, построенную по принципу так называемой "фигуры Пенроузов", и то невероятное, что на ней происходит, становится для нас реальностью. Идут и идут люди по ступеням лестницы — все вверх и вверх, без конца. И по тем же ступеням непрерывной чередой движутся вниз другие, и тоже без конца, по замкнутому кругу[15].

Я говорил! — торжествует Зодчий. — вот он, ваш превосходный глаз, он видит то, во что ваш же мозг отказывается верить! Еще хотите? Прошу! — И он театральным жестом протягивает руку в другую сторону.

Камера наезжает на мельницу, но мельницу в высшей степени удивительную. Нескончаемым потоком падает на колесо вода, которая тут же сама поднимается вверх, чтобы вновь вращать мельничные жернова. (Это еще одна модификация той же удивительной фигуры, которая использована в гравюре "Водопад".) Вечный двигатель, химера изобретателей, работает перед нами со всей убедительностью действующей модели. Камера дает нам полюбоваться этой неправдоподобной действительностью со всех сторон, а Зодчий между тем увлекает нас дальше.

А вот самое удивительное! — кричит он, пробегая по дорожке сада между мельницей и замком. Миг, и мы видим его сбегающим с горы к воздушному сооружению, бельведеру, напоминающему беседку. Вначале мы не находим в ней ровным счетом ничего необычного — просто изящное архитектурное сооружение.

Ну неужели не видите? — глумится над нами Зодчий. — Что же это вы? Где же ваш зоркий глаз? Беседка-то с секретом!

И по мановению руки Зодчего все, что внутри бельведера, окрашивается в сине-зеленый цвет. Беседка похожа теперь на аквариум причудливой формы, а ее обитатели — на диковинных жителей воды. И тут мы замечаем, с помощью укрупнения, что три пары колонн окрашены странным образом: до половины в один, "внешний" розовый цвет, а дальше — в другой, "внутренний" сине-зеленый. Получается, что необъяснимым образом колонны до половины — внутри, а до половины — вне бельведера!

Повинуясь молчаливому приказу Зодчего, человек, стоящий внизу приставной лестницы, окрашенный, как и положено "внутреннему" жителю, в сине-зеленый цвет, начинает подниматься. И вот он на наших глазах перекрашивается. Когда же человек этот оказывается рядом с шутом на середине лестницы, он уже весь розоватый. Но вот они вдвоем поднимаются выше и становятся "внутренними" — сине-зелеными.

Мы живем в трехмерном мире, и он диктует нам свои законы, — продолжает Зодчий. — Ничто в этом мире не может быть одновременно спереди и сзади — это знает каждый. А я вот построил именно такую штуку — нечто, живущее в нашем мире, но не подвластное его законам!

Зодчий набрасывает на стене проект бельведера, так называемый "кубоид", и отчетливо прорисовывает этот "вывернутый" куб в руках у человека, сидящего на скамейке рядом с бельведером[16].

Я вывернул ребра обычного куба, и вот вам модель моей беседки. Ни один самый искусный строитель не сможет построить ее в нашем трехмерном мире, и все-таки вы видите ее! Это чудо дарит нам наш глаз именно потому, что он плохо чувствует на картине объем и его легко здесь обмануть. Он знает о пространстве лишь то, что расскажет рука. Это она говорит ему: "то — ближе, это — дальше, там — выпукло, тут — вогнуто". Без руки глаз никогда не узнал бы о том, что есть пространство, объем, он видел бы наш мир плоским, раздавленным...

Зодчий рисует в раздумчивости на полу человечков с большими руками. Вот они образовали плоскую мозаику, вот начинают "высовываться" из плоскости.

Вырваться из плоскости — постоянная мечта художника, — говорит Зодчий, и в тоне его уже нет прежней горячности: он рассуждает и сожалеет, а не спорит и убеждает.