Мы обсуждали с Георгием выпуск альбомов БГ за рубежом. Он терпеть не мог всю эту «гребенщиковщину», как он все время говорил. Нет, ну, они дружили в ранние годы, когда был глэм-рок, когда была гендерная непонятность… Когда андрогинность была модной, они все дружили, были красивые, модные, талантливые… А потом эти люди разошлись, пошли разными путями. Но, думаю, что Георгий всегда уважал Борю, и Боря уважал Георгия. С Цоем меня, кстати, познакомил Боря. Не на Фонтанке, а у Бори. Просто они играли совершенно разную музыку. Боря все время смеялся над Duran Duran, как они попой крутят, ну, а группа «Кино» немножко смотрела на Duran Duran, брала с них пример, как и все это направление новых романтиков.
В 1991 году Георгий Гурьянов принял участие в выставке «Академизм и Неоакадемизм» в Мраморном дворце (музей В.И. Ленина), вместе с другими первыми неоакадемистами: Т. Новиковым, Д. Егельским и молодым кутюрье К. Гончаровым. Гурьянов стал одним из первых моделей К. Гончарова, создавшего Модный дом «Строгий юноша», носил одежду его дизайна (пальто, жилеты, рубашки). С этого времени он получил в кругу друзей оставшийся с ним до конца жизни «титул» – «совесть петербургского стиля». 10 апреля 1991 года Гурьянов стал победителем телевизионного конкурса «Новое имя России и стран содружества».
Андрей Хлобыстин:
«В 1991 году Гурьянов стал лауреатом Всесоюзного телевизионного конкурса «Новое имя», который проходил в Москве. Насколько помню, какую-то важную роль в нем играл куратор Андрей Ерофеев, но подробностей не знаю».
Марина Алби:
«Георгию очень нравилось в Нью-Йорке! Для Георгия, для Тимура, мне кажется, это было взрывом счастья, или как это назвать: когда ты можешь быть, кем хочешь, когда ты можешь одеваться, как хочешь, когда ты можешь ходить, куда хочешь, когда хочешь. Столько свободы, столько красивых людей, столько возможностей – конечно, для них это было как рай на земле. Там можно было жить без комплексов.
Эмигрировать бы он не решился. Георгий очень любил Петербург, был преданным петербуржцем. Он любил путешествовать, но очень любил этот город. Постоянно говорил, как он любит Петербург.
Я переехала сюда жить в 93-м, но в Нью-Йорке у меня еще была несколько лет квартира. Не помню, когда в последний раз Георгий был у меня там в гостях. По-моему, уже после того, как я переехала в Москву.
Он предпочитал хаус-музыку, прогрессив, а техно не очень любил, мне кажется. Больше все же любил хаус. Любимыми клубами Георгия в Нью-Йорке были JACKIE 60, Roxy. Танцевальные, мягкие, модные клубы, The Limelight к примеру. Это были самые модные места в Нью-Йорке, и он всегда чувствовал, всегда знал, куда надо идти. Ему нравилось, что вокруг мало было русских, это было экзотикой для всех. У него спрашивали: «Можно до тебя дотронуться? Потому что ты – первый русский, которого я увидел». Для всех тоже это было интересно, русские были как звезды. И тогда был большой интерес к советской культуре, все покупали русских художников. Много-много было в прессе про это – и про перестройку, и про распад Советского Союза, и про новую русскую молодежь. Интерес упал только где-то к 95–96 гг. А сейчас уже наоборот – везде одни русские.
Нет, конечно, Георгий не только развлекался в клубах в Нью-Йорке, но и посещал разнообразные выставки. Там была гламурная жизнь, его приглашали все известные галеристы и музыканты. С кем знакомился, те сразу же звали на приемы и выставки. Постоянно. Гламур! Мне кажется, он в Нью-Йорке особо ничего не делал в плане творчества. Просто отдыхал и общался».
1991–1992 гг. – выставка «Бинационале. Советское мскусство около 1990 года» (Дюссельдорф, Москва, Иерусалим). Куратор – Юрген Хартен. Первый большой показ картин Георгия конца 1980-х годов.