Читаем Гепард полностью

— Стривайте, Шевальє, зараз усе вам поясню. В минулому у нас так часто змінювались правителі, які не сповідували нашої релігії і не знали нашої мови, що ми звикли вдаватися до хитрощів. То був єдиний спосіб уберегтися од візантійських збирачів податків, од берберських емірів, од іспанських віце-королів. Але тепер це вже увійшло в нашу кров. Я говорив про лояльність до уряду, а не про участь у ньому. Протягом цих останніх місяців, відколи ваш Ґарібальді висадився в Марсалі, тут накоїли чимало дурниць, не питаючи нашої думки. Тепер пізно вже пропонувати, щоб ми, представники старого правлячого класу, взяли справу в свої руки і довели її до щасливого кінця. Я не збираюся сперечатись тут з вами, чи те, що зроблено, добре чи погане, але, на мою думку, багато що було зроблено кепсько. Одначе відкрию вам те, в чому ви самі переконаєтесь, якщо поживете серед нас якийсь рік. На Сицилії зовсім не має ваги, як ви діяли — добре чи погано; єдиний гріх, якого ми ніколи не прощаємо — це сам факт діяння. Ми старі, Шевальє, страшенно старі. Уже принаймні двадцять п’ять сторіч ми несемо на своїх плечах тягар блискучих цивілізацій, хоч усі вони прийшли звідкілясь, жодна з них не народилась на Сицилії, жодної з них ми не можемо назвати своєю. Ми такі ж білі, як і ви, Шевальє, як і сама англійська королева, але ось уже дві з половиною тисячі років ми фактично є колонією. Я кажу це не для того, щоб поскаржитися вам, — ні, великою мірою це наша вина. Проте ми вже втомились від цього і страшенно виснажились.

Шевальє стривожився:

— Але ж усе це вже скінчилося. Віднині Сицилія не завойована земля, а вільна частина вільної держави.

— Чудові слова, Шевальє, але трохи запізнілі. А втім, я вже казав вам, що в цьому здебільшого наша вина. Ви мені щойно говорили про молоду Сицилію, перед якою відкриті широкі перспективи новочасного світу. Щодо мене, то я бачу її в образі немічної старої, яку в інвалідній колясці везуть по Всесвітній Лондонській виставці; однак вона нічого не розуміє, їй немає ніякого діла ні до шеффілдських сталеплавильних заводів, ні до манчестерських ткацьких фабрик, вона мріє лише про те, щоб знов опинитись у своєму ліжку із заслиненими подушками, під яким стояв би нічний горщик.

Дон Фабріціо говорив спокійним голосом, але рука його дедалі сильніше стискала баню Святого Петра; пізніше виявилось, що хрестик на ній зламаний.

— Сну, шановний Шевальє, сну — ось чого бажають сицилійці, і вони завжди ненавидітимуть тих, хто спробує їх розбудити, хай навіть для того, щоб вручити найчудовіші дарунки. Між нами кажучи, я дуже сумніваюсь, щоб у мішку нового уряду було багато дарунків для нас. Усі вияви сицилійської вдачі, навіть найбурхливіші, належать до царини сну. Наша чуттєвість — це спроба забутися, постріли та удари кинджалом — це бажання смерті, наші лінощі, наші запашні шербети — прагнення любосного заціпеніння, тобто теж смерті. Наші розмисли — це лише спроби ніщоти зануритись у тайни нірвани. Звідси та всевладність, якою користуються у нас окремі особи, ті, кому вдалося розплющити одне око; звідси й те славнозвісне відставання на ціле сторіччя, яким позначені в Сицилії усі вияви мистецького та розумового життя. Новини цікавлять нас лише тоді, коли вони вже мертві і неспроможні спонукати будь-кого до діяльності. Звідси також і це дивовижне явище — створення в наші часи міфів, які годилося б шанувати, коли б вони були справді давніми, але які є не чим іншим, як спробою знову занурити нас у минуле, тим привабливіше для нас, що воно давно вже мертве.

Шевальє зрозумів далеко не все, а остання фраза здалася йому зовсім туманною: він бачив строкаті фургони, які тягли прикрашені китицями коні, чув про героїчні лялькові театри[126], але думав, що то справжні старовинні традиції.

— А не здається вам, князю, що ви трохи перебільшуєте? — мовив він. — У Турині я знав кількох сицилійських емігрантів, наприклад Кріспі, і вони мені зовсім не видалися схожими на сплячих.

Князь роздратовано сказав:

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза
Чингисхан
Чингисхан

Роман В. Яна «Чингисхан» — это эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран. Его называли повелителем страха… Не было силы, которая могла бы его остановить… Начался XIII век и кровавое солнце поднялось над землей. Орды монгольских племен двинулись на запад. Не было силы способной противостоять мощи этой армии во главе с Чингисханом. Он не щадил ни себя ни других. В письме, которое он послал в Самарканд, было всего шесть слов. Но ужас сковал защитников города, и они распахнули ворота перед завоевателем. Когда же пали могущественные государства Азии страшная угроза нависла над Русью...

Валентина Марковна Скляренко , Василий Григорьевич Ян , Василий Ян , Джон Мэн , Елена Семеновна Василевич , Роман Горбунов

Детская литература / История / Проза / Историческая проза / Советская классическая проза / Управление, подбор персонала / Финансы и бизнес
Жанна д'Арк
Жанна д'Арк

Главное действующее лицо романа Марка Твена «Жанна д'Арк» — Орлеанская дева, народная героиня Франции, возглавившая освободительную борьбу французского народ против англичан во время Столетней войны. В работе над книгой о Жанне д'Арк М. Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности».Таким Человеком с большой буквы для М. Твена явилась Жанна д'Арк, о которой он написал: «Она была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, — писал Твен, — «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью… она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство… она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, — и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».Позднее М. Твен записал: «Я люблю "Жанну д'Арк" больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».

Дмитрий Сергеевич Мережковский , Дмитрий Сергееевич Мережковский , Мария Йозефа Курк фон Потурцин , Марк Твен , Режин Перну

История / Исторические приключения / Историческая проза / Попаданцы / Религия