31 мая 1916 г. в 17У2 ч. адмиралу Шееру стало известно, что ли- линейным крейсерам адмирала Хиппера удалось связать боем английские линейные крейсера и навести их на германские главные силы. Вскоре пришло известие о появлении пяти дредноутов типа «Куин Элизабет». Итого у англичан было пять дредноутов и шесть линейных крейсеров против шестнадцати германских дредноутов и пяти линейных крейсеров. О том, что поблизости могут находиться другие английские силы, у Шеера не возникло мысли ни на одну минуту, до такой степени сильна была предвзятая мысль о возможности уравнять силы. Все заботы Шеера сводились с этого момента к тому, чтобы не дать неприятелю использовать преимущество в скорости хода и уйти из западни. Отрезвление наступило только около 20 часов, когда пора уже было подумать о прекращении бесполезной погони и об отрыве на ночь от английских легких сил, короче говоря — о возвращении в Вильгельмсгафен. В это время пришло известие о появлении на севере новых мощных сил, и вслед за тем на восточной половине горизонта засверкали огни залпов тяжелой артиллерии. Через несколько минут Шеер понял, что перед ним находится Гранд-Флит и англичане искуснейшим образом произвели маневр охвата головы; при этом германские корабли проектировались на светлом фоне неба западной половины горизонта, тогда как англичане скрывались на востоке, т.е. там, куда надо было во что бы то ни стало прорваться, чтобы ближайшим путем попасть к Хорнс-рифу. Худшего положения нельзя было представить. Но это и был кульминационный пункт успеха английской стратегии, которая сумела, хоть и к закату солнца, привести на поле сражения весь Гранд-Флит и отрезать немцам путь отступления. Стратегия уступила место тактике, и здесь англичане понесли самое тяжелое поражение, которое только выпадало когда-либо на долю их флота. Германский флот если не под самым носом у англичан, то под самой кормой у них благополучно прорвался к Хорнс-рифу. Произошло ли это под влиянием вечерних радио (радиограмм — Ред.) Битти, которому казалось, что германцы идут на SW, отчего у Джеллико окрепла мысль, что Шеер направится на S, а не к Хорнс-рифу, произошло ли это из-за нежелания Джеллико подвергать флот риску ночных торпедных атак или по какой-либо иной причине, но факт остается фактом: Джеллико не обратил внимания на происходившую у него в тылу перестрелку и на радио адмиралтейства, сообщавшего о назначенной на утро воздушной разведке у Хорнс-рифа, и продолжал идти на юг. Английские миноносцы были использованы ночью только для охраны «Гранд-Флита», ни одной флотилии не было приказано искать и атаковать Флот Открытого моря, и ни одна флотилия не получила распоряжения образовать заслон на пути к Хорнс-рифу. Все это помогло Шееру выйти из безнадежного положения, но Шеер уделяет этому вопросу очень мало внимания. Он стремится доказать, что английский флот просто не желал и не мог желать возобновления боя утром 1 июня, так как Гранд-Флит рассеялся, понес тяжелые потери и Джеллико потерял управление своими силами. Английский флот по количеству тоннажа потопленных кораблей понес вдвое большие потери, поэтому Шеер не считает возможным говорить о Ютландском бое иначе, как о крупной победе германского флота, одержанной над вдвое сильнейшим английским флотом.
На самом деле все это было неверно. Английский флот вовсе не рассеялся, и на английских кораблях с нетерпением ждали рассвета в надежде покончить счеты с германским флотом. Потери у англичан были больше, чем у германцев, но не следует забывать, что в тактическом отношении германцы были сильно ослаблены потерей «Люцова» и выходом из строя (на несколько месяцев) «Дерфлингера» и «Зейдлица». Следующий выход германского флота мог состояться только в августе, после исправления повреждений на линейных кораблях, причем в распоряжении адмирала Шеера было всего два линейных крейсера, тогда как у англичан уже в июле в строю находилось шесть линейных крейсеров. При следующей встрече с Гранд-Флитом шансы на победу были бы еще меньше, чем при том соотношении сил, которое существовало в Ютландском бою. Это было прямым последствием Ютландского боя и еще одним доказательством политической близорукости кайзера и его ближайших советников, не понимавших в критические июльские дни 1914 г., что в течение ближайших лет германскому империализму не под силу была борьба с английским империализмом.