Герой

Квартира была однокомнатной, но зато отдельной. В комнате стояли две кровати, платяной шкаф и телевизор.

— Подождёшь, я душ приму? — спросила девушка.

— Нет, я ждать не буду.

— Ну, как знаешь, — она кинула ему один пакетик, — сам поставишься.

— А то.

Девушка достала из шкафа полотенце и пошла в ванную. Додик уже бодяжил порошок.

Вмазавшись, Давид успокоился, расслабился в кресле и, прикрыв глаза, слушал, как шелестит вода в ванной. Он представлял, как та, струйками стекает по телу Лизы, врываясь в ароматную пену геля, смывает его с рук, плоского животика, ягодиц.

Он не слышал, как девушка тихо, беззвучно плакала. Плакала от тоски и безысходности, комом стоявшими в груди, постоянно растущими, как раковая опухоль. И когда эти чувства достигали горла и начинали душить — Лиза выдавливала их из себя маленькими слезинками.

Тоска и безысходность уменьшались, но не надолго. К вечеру следующего дня они вырастали до прежних размеров.

Сегодняшняя Лиза была уже не та, самоуверенная, горделивая, считавшая, что ей всё по плечу: сегодня sex, drugs and rock-n-roll, — завтра отсутствие последствий. Сейчас она последствия ощущала всем своим телом и во всех отверстиях.

Часто ей снились сны, когда она откусывала чей-то член, а потом с наслаждением наблюдала, как корчится волосатое смуглое и окровавленное тело, во время таких сновидений, она испытывала оргазм, о котором уже очень давно забыла наяву.

Она вышла из ванны.

— Эй, — крикнул Давид, — хочешь загадку?

— Давай.

— Что бы спереди погладить, надо сзади полизать, — Додик сдавленно засмеялся.

Лиза пожала плечами и опустила глаза.

— Ладно, не обижайся — Додик привстал и, обняв её за плечи посмотрел в лицо мутными глазами, — это марка, понимаешь, обыкновенная почтовая марка, которую сначала лижут, а потом наклеивают на конверт, понятно?

— Понятно, — Лиза снова беззвучно заплакала.

Давид крепче прижал её к себе и погладил по волосам.

— Я не хотел тебя обидеть.

— А ты и не обидел, давай спать.

Лиза сегодня не укололась. Она не кололась и вчера и неделю назад. Теперь она делала это редко — когда уж совсем жить не хотелось. Совсем — совсем. Чуть-чуть — не хотелось жить, почти всегда.

Второй пакет она отдала на утро Давиду. Ему было всё ещё неловко за вечернюю выходку, ей — за то, что она сделала из юного, подававшего надежды мальчика — конченого наркомана.

Глядя в окно на мутный, как глаза наркомана, рассвет, Давид думал о том, что, что лишь вина определяет человеческие отношения. Вина кого-то перед кем-то, и даже вина за чувство вины.

А как же чувства, такие как любовь, дружба, уважение?! Ведь и они имеют место быть в нашем мире, ведь на их основе выстраиваются общечеловеческие ценности?

Но это в другой. В сложной жизни. Хотя, что может быть проще — любить другого человека… и что может быть сложнее…

Простота и сложность идут рука об руку, как чёрное и белое, не существуя одно без другого.

Рассвет напористо входил в жизнь, вытаскивая солнце из-за горизонта.

Солнце.

На детских картинках оно похоже на колесо от велосипеда, только без обода. Первый велосипед в его детстве, был велосипедом Надьки Сомовой, соседки по лестничной площадке.

Из всех подъездных дам старшего дошкольного возраста, он появился у неё у первой. Да это и понятно — объяснял себе в детстве не по-детски Давид — девочек любят больше, на мальчиков больше возлагают надежд. В подъезде же из детей была мальчиков добрая половина, а большая половина из них, то есть трое из пяти, жила, как и Давид, без отцов.

Надькин отец был высоким импозантным мужчиной, в шляпе и очках. Словосочетание «импозантный мужчина», Давид случайно услышал в разговоре матери с соседкой нижнего этажа — тётей Эммой. Что оно означало, он не знал, но догадывался, что это нечто такое, что женщинам нравится в чужих мужьях.

Сама Надька была препротивнейшей зазнайкой. От того вызывала постоянную тревогу соседских мальчишек в возрасте от пяти до семи. У Додика тоже вызывала, но он умел с этой тревогой справляться каким-то неосознаваемым, интуитивным способом. И минуты общения с Надюшей мог сносно перенести, а порой даже мог вызвать у девочки, короткий прилив доверия и дружеского отношения.

Вся ситуация произошла, ещё до того как Давид попал с заиканием к детскому психиатру, после известных событий.

Надя пообещала дать погонять на велике, тому из мальчишек, кто стащит для неё банку сливового джема из ближайшей булочной.

Джем этот, был практически единственным товаром в магазине, после булок, батонов и кренделей. Банки с содержимым занимали все свободные витрины. То есть почти весь интерьер магазина был украшен стеклянными банками с завинчивающейся крышкой. Из банок выкладывались треугольники, ромбы и квадраты, банки стояли и лежали, рядом и друг на дружке, создавая видимость изобилия товаров народного потребления.

Зачем Надьке нужен был дешёвый джем, Додику тогда не было понятно совершенно.