А Маша ему больше не звонила… Он ей тоже… Оставалось всё таки у Давида ощущение униженности. Её изнасиловали — значит, изнасиловали его собственность. Он ведь считал, в глубине души, Машку всё ещё своей собственностью. Это ерунда, что они уже давно не были вместе.
Сейчас, вспоминая всё, он понял, как отомстил за унижение.
Узнал он как-то от товарища по ширке Макса, что есть хата, где живут только муж с женой. Упакованы на все сто.
Он, муженёк, хоть и начинал карьеру, но видимо был толковым экономистом. Окончил какой-то супер-пупер ВУЗ и сейчас трудоголит в какой-то иностранной фирме. Бабла по Максовским меркам — жопой ешь. Супруг целый день пропадает на работе. Жена — беременна. Молодая, красивая. Вобщем, живут, как чёрная икра в осетрине. Если эту хату бомбонуть, хотя бы частично набив карманы — колоться бездумно, можно будет пару месяцев.
Додик задумался и приуныл. Одно дело, товарищей по несчастью разводить, или там, дозу бадяжить — тоже, вроде не преступление, но вот в чужую квартиру, когда не звали — это же кража, а то и грабёж, при худшем стечении обстоятельств.
— Да кража, кража, — успокаивал его Макс, когда Давид изложил ему все свои сомнения. — И потом, размеры минимальные, тихонько зашли, тихонько вышли.
— У таких людей, всегда сигналка есть, — раздумывал Додик.
Беседа проходила под уходящим кайфом.
— Ну ты чёрт. Я тебе говорю, что пас эту квартиру — неделю. Когда девица за хлебом уходит, она у него дома сидит с пузом, не работает — то сигналку не включает. А нам этих полчаса вот так хватит — Макс провёл ребром ладони чуть выше головы.
— А ты откуда знаешь, что не включает, — не унимался Додик.
— Доверься моему богатому опыту.
Опыт у Макса, действительно был — три ходки по три года — и всё за кражи. Опыт ювенильный, чистый и непорочный, потому как Максик им никогда не пользовался. А, судя по биографии, на зону стремился, как в alma mater.
— Ты пойми, — продолжал он, — когда сигналку врубают, над дверью маленькая лампочка загорается, называется светодиод. А потом он начинает мигать. Ну, а если кто на пять минут за солью в магазин чешет, чего он её, сигнализацию, включать будет — лишняя морока. И стороннему наблюдателю видно — лампочка не мигает — сигнализация не работает.
Сомнения Давида не развеивались.
— А если не прокатит, тогда что, в тюрьму?
— Не дрожи, — утешал теоретический подельник — там тоже живут, не хуже чем здесь. А некоторые, пожалуй, и лучше.
По каким причинам лучше, Давид расспрашивать не стал, всё равно бы это его не убедило. Но на уговоры повёлся.
На следующий день, два наркоши зависали в подъезде, ожидая, пока девчушка не выйдет из квартиры, оставив отключенной, заветную сигнализацию. Прошло утомительных три часа, но всякое ожидание находит своё завершение.
Девушка вышла из квартиры. Она была хорошенькой. В изящном норковом берете, коротеньком, отороченным мехом, пальто, под которым явно выделялся округлый животик. Она ждала ребёнка. Может мальчика, может девочку, самое главное — ждала. Глаза блестели и излучали теплоту. Теплоту, которую могут излучать только глаза женщины, собирающейся вскорости стать матерью.
Додик, засмотревшись, на мгновение забыл, зачем они сюда пришли.
Его толкнул в бок Макс:
— Ну, ты чё дурак, куда пялишся? — шипел он.
Девушка не заметила двух молодых людей, стоявших пролётом лестницы выше. И медленно, держась за перила, начала спускаться. Когда её шаги исчезли за скрипом подъездной двери, компания воришек, спустилась к квартире.
— А дальше, спросил Додик пожимая плечами.
Лицо Макса было до краёв наполнено сосредоточенностью профессионала. Сощурившись, он взглянул на Додика, смотри мол. Он достал из внутреннего кармана куртки ключ, и тот, к Давидову удивлению, один в один, подошёл к замку. Откуда у Макса оказался такой ключ, Додик не стал спрашивать. Да Макс бы и не ответил.
Дверь скрипнула, впуская незваных гостей.
В квартире было чисто и ухожено. Они быстро ринулись в зал и стали рыскать в сервизах, на книжных полках, быстро перелистывая книги, переворачивали вещи в шкафу. В спальне подняли матрац с кровати.
В общем, искали там, где у нормальных людей, денег быть не может. Отсюда результат — надпитая бутылка коньяка, армянского, пятилетней выдержки, одиноко стоявшая в баре, да пара золотых безделушек — вот и вся добыча.
За дверью послышались шаги.
— Шухер, — прошептал Макс.
Оба ринулись к выходу.
Повернулся ключ с той стороны. Дверь открылась. И на пороге появилась девушка.
Она, недоумевая, смотрела на воришек. Потом её рот открылся, готовясь испустить пронизывающий мозги, крик женского страха.
Ужасный, пугающий крик.
Макс первым оттолкнул её, не дожидаясь пока та закричит, и ринулся вниз по лестнице. И когда она все-таки закричала — в голове Давида, с быстротой молнии пронеслась целая вереница событий.
Он вспомнил изнасилованную Машу. Она ведь тоже, наверняка, испугалась и кричала. Но ни одна сволочь не вышла, не помогла, не защитила. Все сжали свои ягодицы, и в душе были счастливы, что попал кто-то другой, а их самих пронесло. Пусть только на этот раз, но всё же.