Герои

Горст склонился над ним, поднёс руку ко рту. Дышит. Ещё жив. Нахлынуло разочарование, такое сильное, что едва не подкосились колени, и сразу же за ним — отрезвляющая ярость. Обманули. С чего вдруг давать этому Горсту, писклявому королевскому шуту, то, что ему нужно? Что необходимо? Что он заслужил? Лучше помотайте морковкой перед его тупой мордой, да посмейтесь! Обманули. Точно так же как в Сипани. Точно так же как на Героях. Точно так же как всегда.

Горст вскинул бровь, и мягко, протяжно выдохнул, и опустил руку вниз, туда, где была шея Брока. Обхватил большим пальцем с одной стороны, а средним — с другой, нащупал самое узкое место, а затем тихонько, крепенько сжал.

Какая разница? Набить северянами до отказа сотню погребальных ям — поздравляю, прошу на парад! Убить одного в той же форме, что и на тебе? Преступление. Подлее подлого. Да разве ж не все мы — люди? Из крови и плоти — и мечты?

Он сжал немного сильнее — поскорей бы закончить. Брок не протестовал. Даже не дёргался. Он и так почти что мёртв. Всего-то — слегка подускорить наступление неизбежного.

Куда проще, чем с теми, другими. Ни острой стали, ни криков, ни давки. Лишь чуточку нажать, да чуточку подождать. Куда больше смысла, чем с теми, другими. Те не владели ничем, в чём я б нуждался, а просто смотрели не в ту сторону. Об их смертях стоит жалеть. Но тут? Тут всё справедливо. Всё оправдано. Всё…

— Нашли хоть что-нибудь?

Ладонь Горста мигом разжалась, и он легонько сдвинул её так, чтобы два пальца остались под подбородком Брока, точно он проверяет пульс.

— Жив, — проскрипел он.

Финри припала к нему, одной дрожащей рукой дотрагиваясь до лица Брока, другой — зажав вздох облегчения, который с тем же успехом мог быть кинжалом в грудь Горста. Он просунул одну руку Броку под колени, другую под спину, и зачерпнул его, поднимая. Даже человека убить — и то не сумел. Кажется, выход один — спасти его.

Полевой лазарет располагался невдалеке от южных ворот, его холст посерел от оседавшего пепла. Раненые ждали осмотра снаружи, вцепившись в разнообразные травмы, стеная, скуля, а то и молча, с пустыми глазами. Горст протоптался сквозь них ко входу в палатку. Мы имеем право пройти без очереди, потому что я — королевский обозреватель, она — дочь маршала, а раненый — полковник самых знатных кровей, так что вполне приемлемо, если некоторое количество рядового состава подохнет, лишь бы не причинять нам неудобств.

Горст протолкнулся сквозь полог и нежно-нежно уложил Брока на стол в бурых пятнах, и хирург с натянутым лицом прислушался к его дыханию, и объявил его выжившим. И задушил все мои крохотные, глупенькие надежды. Снова. Горст отступил, когда вокруг столпились медбратья, а Финри склонилась над мужем, взяв его покрытую копотью руку и напряжённо глядя ему в лицо. В её глазах сияла надежда, и страх, и любовь.

Горст просто смотрел. А если я попаду сюда при смерти, хоть кто-нибудь захочет помочь? Ага — пожмут плечами и выкинут меня вместе с помоями. И почему нет? Я и этого-то не заслуживаю. Он отвернулся, проковыляв, выбрался наружу и остался стоять, угрюмо взирая на раненых, сам не зная, сколь долгое время.

— Сказали, его раны не слишком плохи.

Он повернулся взглянуть на неё. Выдавить на лицо улыбку оказалось работой покруче, чем карабкаться с утра на Героев.

— Я… очень рад.

— Сказали, ему повезло до изумления.

— Так и есть.

Они ещё немного постояли в молчании.

— Не знаю, как мне только вас и отблагодарить…