Герои

Да легко. Бросай своего дурачка и будь моей. Мне больше ничего не надо. Только такой пустячок. Только поцелуй меня, обними, и отдайся — полностью и безоговорочно. Вот и всё.

— Не стоит, — прошептал он.

Но она уже повернулась и помчалась обратно в лазарет, а он остался один. Он ещё немного постоял, а пепел мягко опускался вниз, оседая на землю, оседая на его плечи. Около него на носилках лежал парень. То ли по дороге к палатке, то ли в ожидании врача он умер.

Горст нахмурился на его тело. Он мёртв, а я, своекорыстный трус — вот кто я, ещё жив. Он втянул ободранным носом воздух и выдохнул его из ободранного рта. Жизнь — нечестная штука. В ней нет никакой системы. Люди умирают невпопад. Пожалуй, это очевидно. Известно каждому. Известно каждому, да только в глубине души этому никто не верит. Думают, когда настанет их черёд, это станет уроком, смыслом, событием, достойным пересказа. Что смерть приидет за ними в облике тёмного чародея, безжалостного рыцаря, властелина ужаса. Он потыкал тело парнишки носком сапога, наклонил его набок, а потом дал откинуться обратно. Смерть — измотанный работой конторщик, а ворох квитков к заполнению слишком велик. Нет никакой расплаты. Нет никакого мига прозрения. Смерть подкрадывается сзади и хватает нас, пока мы сидим на толчке.

Он переступил через покойника и пошёл обратно в Осрунг, мимо заполонивших дорогу серых бродячих призраков. Не успев пройти и дюжины шагов за ворота, он услышал окликнувший его голос.

— Сюда! На помощь! — Горст увидел руку, торчащую из кучи обугленных головней. Увидел беспомощное, перепачканное лицо. Он осторожно взобрался наверх, расстегнул застёжку под подбородком солдата, снял и отбросил шлем. Нижняя часть тела застряла под расколотой балкой. Горст ухватился за один конец, пересилил, поднял и сдвинул в сторону. Взял солдата на руки, бережно, как отец спящее дитя, и понёс к воротам.

— Спасибо, — прошелестел тот, скребя ладонью по вымазанному сажей кителю Горста. — Вы — герой.

Горст ничего не ответил. Эх, если б ты знал, дружище. Если б ты только знал.

Отчаянные попытки

Время праздновать.

Несомненно, у Союза имелся собственный взгляд на это событие, но Чёрный Доу нарёк его победой, а его карлы всей душой были рады согласиться. И вот выкопали новые ямы для костров, и раскупорили бочки, и разлили пиво, и все предвкушали двойную выплату золотом, а большинство ещё и возвращение домой, распахивать свои поля, или своих жён, или и то и другое.

Они вопили здравицу, хохотали, шатались взад-вперёд в сгущавшейся тьме, спотыкались об костры, рассыпая дожди искр — ужратые в говно. Все чувствовали себя дважды живее обычного, ибо заглянули в лицо смерти и сумели выжить. Они пели старые песни и сочиняли новые, с именами сегодняшних героев на месте вчерашних. Чёрный Доу, и Коль Долгорукий, и Железноглав, и Стодорог, и Золотой воспарили ввысь, в то время как Девять Смертей, и Бетод, и Тридуба, и Малорослик, и даже сам Скарлинг Простоволосый погружались в прошлое, подобно закатному солнцу. Полуденная слава их деяний тускнела до размытых воспоминаний, последним проблеском среди волокнистых туч, прежде чем их поглотит ночь. Даже о Вирране из Блая сказано немного. О Шаме Бессердечном никто и не пикнул. Время ворочает имена, как плуг ворочает почву. Вынося новые наверх, хоронит старые в грязи.

— Ручей. — Утроба неуклюже опустился у костра, с деревянным кубком эля в руке, и ободряюще потрепал Ручья по коленке.

— Вождь. Как голова?

Старый воин потрогал пальцем свежие швы над ухом.

— Щипет. Но бывало и хуже. В общем-то едва-едва не стало гораздо хуже уже сегодня, как ты мог заметить. Скорри рассказал — ты спас мою жизнь. Естественно, большинство не даст за неё и ломаного гроша, но должен признать, я к ней по-настоящему привязан. Вот. Поэтому — спасибо. Самое большущее спасибо.

— Просто пытаюсь поступать правильно. Как ты говорил.

— Клянусь мёртвыми. Кто-то меня послушался. Выпьешь? — И Утроба протянул ему свою деревянную кружку.

— Айе. — Ручей принял её и заодно принял хороший глоток. Вкус пива, кислит на языке.

— Ты сегодня отменно постарался. Как по мне, так просто здорово. Скорри рассказывал — ты завалил того, здоровенного. Того, кто убил Дрофда.

— Я убил его?

— Нет. Он выжил.