Герои

Он наполовину разрубил голову лошади. Её наездник, северянин, клоун в дешёвой пьеске, всё ещё натягивая поводья, разыграл комическое удивление, когда завихлявший скакун обрушился под ним. Всадник вскрикнул, хватая в охапку собственные внутренности. Отталкивая, Горст врезал ему щитом изогнув руку, и щит вырвало из кулака и подкинуло в воздух вместе с фонтаном крови и обломками зубов, вращая как брошенную монетку. Орёл, решка? Эй, кто-нибудь?

Здоровый северянин восседал на вороном коне на середине реки, напропалую рубя всех секирой. Его рогатый шлем, броню, щит — всё покрывали завитки позолоты. Горст всадил шпоры и поскакал сквозь бой прямо к нему. На ходу хватил одного северянина по спине, и скинул с седла другого, отрубив заднюю ногу его лошади. Длинный клинок ярился алой кровью. Весь покрыт её толстым слоем, как хорошо смазанная ось.

Меч в сокрушительном взмахе попал по золотому щиту, пропахав глубокую борозду поверх всей искусной работы оружейника. Горст снова врезал по нему и нанёс новую выбоину, крест-накрест к предыдущей, пошатнув в седле золотого воина. Горст поднял длинный клинок для завершающего замаха, и неожиданно почувствовал, как тот вывернулся у него из руки.

Это северянин с косматой рыжей бородой вышиб его булавой, и теперь та неслась в голову Горста. Чертовски грубо. Горст одной рукой перехватил древко, другой вытащил кинжал и всадил по крестовину прямо под подбородок северянина. Там он и остался, когда тот повалился навзничь. Манеры, батенька. Золотой воин восстановил равновесие, подымаясь в стременах и высоко занося секиру.

Горст сграбастал его, вовлекая в неуклюжие объятья по-над их гарцующими конями. Секира опустилась, вот только древку помешало Горстово плечо, и лезвие лишь безобидно процарапало наспинник. Горст впился в дурацкий рог на золочёном шлеме и выкручивал его, выкручивал, крутя вместе с ним и голову, пока не прижал её к своему нагруднику. Золотой воин хрипел и бранился, почитай, всё время пока его вытаскивали из седла. Одна нога застряла в стремени. Он попытался бросить секиру и бороться руками, но та сидела в петле вокруг запястья, зацепившаяся за доспехи Горста, а другую руку зажал его собственный посечённый щит.

Горст оскалился, занёс кулак и начал дубасить противника по голове, рукавица трещала о скулу золотого шлема. Вверх-вниз, вверх-вниз, его кулак был молотом и сперва наметил, наживил отсечки, затем примял, а после перекрутил шлем до бесформенности, вдавливая один его бок в лицо воина. Ещё лучше, чем с мечом. Хрусть, хрусть, и он вмялся ещё глубже, взрезая щёку. Накоротке с людьми. Не надо обсуждений и пересудов, манер и расшаркиваний, оправданий или вины. Только неудержимый выплеск насилия. Столь мощный, что человек в золотой броне стал для него лучшим другом на всём белом свете. Я тебя люблю. Я тебя люблю, вот поэтому-то и должен разнести твою башку на части. Он захохотал, когда снова вдолбил сочленения боевой рукавицы в окровавленные светлые усы. Захохотал и зарыдал, и всё сразу.

И тут что-то с тупым лязгом ударило его в наспинник, голова откинулась назад, и он вылетел из седла. Вверх тормашками между конями, его втолкнули в объятья холода, шлем наполнился вспенившейся рекой. Он, кашляя, привстал, с лица, у самых бьющих копыт, лилась вода.

Человек в золочёных доспехах вскарабкался на свободную лошадь, и пьяно втискивался в седло. Повсюду трупы — лошадиные, человечьи, Союза, Севера. Распростёрлись на галечнике, покачиваются на мелководье, тихо плывут, влекомые мягким течением. Ему не попадалась на глаза союзная кавалерия — едва ли от неё что-то осталось. Одни северяне, с оружием наголо, осторожно подводили к нему своих коней.

Горст нащупал застёжку шлема и стянул его, ветер обдал лицо пробирающим холодом. Он тяжело поднялся на ноги, от речной воды доспехи налились свинцом. Он раскинул руки, как если бы обнимал дорогого товарища, и улыбнулся, когда ближайший северянин поднял меч.

— Я готов, — прошептал он.

— Залп! — Позади, раздался шквальный порыв щелчков и стуков. Северянин вывалился из седла, пронзённый арбалетными болтами. Другой вопил, не удержав секиру, хватаясь за стрелу в щеке. Горст отупело развернулся посмотреть, что там сзади. Южный берег отмелей предстал сплошной длинной шеренгой склонивших колено арбалетчиков. Как только они начали перезаряжаться, между ними выступил второй ряд, встал на колено и навёл самострелы — и всё с механической точностью.

На дальнем конце линии, на огромном сером скакуне сидел большой мужчина. Генерал Челенгорм. — Второй ряд! — проревел он. — Залп! — Горст невольно пригнулся, мотая головой по сторонам во след выстрелам, несущимся над ним прямо в северян, уже поворачивающих коней для отступления. Люди и звери вопили и всхрапывали, падая в воду.