Катуков и Чистяков не один час в эти дни просидели над картами. Выезжали на место, вели наблюдение с передовых полковых и батальонных командно-наблюдательных пунктов. Беседовали с командирами рот и взводов, с солдатами, со снайперами, которые в тёмное время суток забирались глубоко на нейтральную полосу и целые дни лежали в замаскированных укрытиях в ожидании цели, а потому многое видели и многое знали. Разговаривали с разведчиками. Им всё труднее и реже удавался переход на ту сторону. Немцы усилили контроль за передовой, увеличилось количество их пулемётных гнёзд, уплотнились боевые охранения.
Стало очевидным: вот-вот…
Стали очевидными и наиболее вероятные направления немецкого наступления: Суджа — Обоянь, Ракитное — Обоянь; Белгород — Обоянь, Короча — Обоянь. Таким образом, пришли к выводу командармы, для немцев ключом к курскому походу с юга, через порядки Воронежского фронта, является Обоянь. «На этих направлениях мы отрыли окопы для танков и пехоты — настоящие и ложные. Впоследствии, в мае, в руки попала трофейная немецкая карта, где тщательно были нанесены наши позиции… но только ложные. Противнику так и не удалось разгадать систему нашей обороны.
Итак, откуда же противник нанесёт удар? Какие задачи он ставит своим войскам? Уже после войны, когда были опубликованы секретные документы вермахта, мы узнали, что гитлеровское командование следующим образом сформулировало задачу своим частям, занимавшим оборону севернее Белгорода: „… 3. Группа армий ‘Юг’ сосредоточенными силами наносит удар с рубежа Белгород — Томаровка, прорывает фронт на рубеже Прилёпы — Обоянь, соединяется у Курска и восточнее его с наступающей армией группы армий ‘Центр’“.»
Пятого июля ранним утром со стороны позиций 6-й гвардейской армии послышался нарастающий гул артиллерийской канонады. Танкисты были предупреждены о контрподготовке. Вскоре она стихла.
В штаб 1-й танковой армии постоянно поступали сообщения об обстановке на фронте 6-й и 7-й гвардейских армий.
В седьмом часу позвонил начальник штаба Воронежского фронта генерал С. П. Иванов[72]
:— Противник перешёл в решительное наступление. Главный удар наносит с рубежа Бутово — Раково — на север.
Это означало, что 67-я и 52-я гвардейские стрелковые дивизии 6-й гвардейской армии с приданными им частями усиления, в том числе артиллерией 1-й танковой армии и 1-й гвардейской танковой бригадой вступили в бой.
Катуков развернул карту: совершенно очевидно, что немцы устремились к Обоянскому шоссе. Кто-то из штабных офицеров заметил, что примерно то же самое Манштейн пытался предпринимать и в районе Сталинграда, чтобы выручить из окружения 6-ю армию Паулюса, — пробить брешь на узком участке.
Катуков приказал разослать в корпуса офицеров связи — срочно оповестить командиров о начале немецкого наступления и необходимости привести части в состояние боевой готовности. Когда все необходимые распоряжения были отданы, командарм вместе с членом Военного совета армии генералом Н. К. Попелем сел в машину и отправился на КНП командующего 6-й гвардейской армией. Ещё накануне вечером они договорились с И. М. Чистяковым, что встретятся за завтраком у него. Хотелось посмотреть с его наблюдательных вышек за ходом боя. Увидеть, как действуют экипажи Бурды.
Бригады уже были подняты по тревоге. Экипажи в последний раз проверяли состояние своих машин, боекомплект, заправку. Поправляли маскировку.
Из воспоминаний Н. К. Попеля: «Командующего 6-й армией генерал-лейтенанта Чистякова мы застали за завтраком. Вернее, завтрак уже подходил к концу, и генерал, прихлёбывая чай, отдавал приказания. Многочисленные тарелки и миски свидетельствовали о том, что дородный, любивший покушать командарм не изменял своему обыкновению. Это действовало успокоительно на окружающих. Чистяков сокрушался из-за нашего опоздания к завтраку и приказал ординарцу снова накрывать на стол: „Надо же покормить братьев-танкистов“.
— А что вам ещё делать, как не продукт переводить! Во втором эшелоне, как у Христа за пазухой, — рассуждал генерал. — Вчера на сон грядущий дали мы немцам, сегодня тоже подъёмчик им неплохой устроили. Десятков семь танков, считай, как не бывало. И сейчас артиллерия работает — снаряды не экономим…
На столе появились куски холодной баранины, яичница, запотевший графинчик, тонко нарезанный хлеб — щедрые дары чистяковского гостеприимства.
— Я бы на месте Николая Кирилловича сейчас соображал насчёт того, как бы ещё один дом отдыха открыть, — посмеивался командующий.
И неожиданно смолк, насторожился. Размеренный гул нарушили близкие разрывы. На рысях промчалась артиллерийская запряжка. Над яблонями, в которых завтракал командарм, медленно расплывалось пристрелочное облачко шрапнели.
Тревога вдруг овладела людьми.
Широкое, улыбчивое лицо генерала стало холодным, твёрдым. Глубокие морщины, выглядевшие только что добрыми и мягкими, обрели жёсткость. Он уже не замечал ни стола с едой, ни нас.