На середине крыши мальчик достал из заплечного мешка моток черной от дегтя веревки, встряхнул ее, закрепил вокруг трубы вентиляции и снова медленно пополз к краю. Держась за веревку, он бесшумно, как капля масла, скользнул с крыши на стену и медленно пошел по ней, спиной к колодцу и лицом к зарешеченным окошкам с матовыми белыми стеклами. В кварталах Тружеников окна, выходящие в колодец, всегда матовые; если бы мальчик задумался, почему это так, то сообразил бы: чтобы жильцы хоть ненадолго почувствовали себя в одиночестве. Типа если никого не видишь, то как бы и нет никого.
Его отец наверняка сказал бы, что матовые стекла – идея какого-нибудь Администратора, которую он предложил лет сто тому назад, и с тех пор никто так и не удосужился проверить, работает она или всем по хрен. Зато мальчику от таких окон определенно была выгода: через прозрачные стекла его давно заметили бы, и тогда прости-прощай, бизнес!
Ноги в уличных носках легко скользнули между железными прутьями решетки. Распинав осколки стекла, мальчик переплел лодыжки, затем постепенно перенес на них вес тела. Только убедившись, что решетка держит, он выпустил веревку из рук.
Вися головой вниз, он на ощупь открыл боковой клапан рюкзака и нашарил там свой любимый инструмент: старинный складной винтовой домкрат. К одной из его стоек была приделана эластичная петля; мальчик сунул в нее руку, закрепил петлю вокруг запястья и только тогда потянул инструмент наружу. Домкрат обошелся ему в три грамма чистого кокаина, так что шиш он выпустит его из рук или даст улететь на дно колодца в восемнадцать гребаных этажей глубиной.
Он бросил туда взгляд и невольно сглотнул. Шестьдесят метров с лишним – вот уж гробанешься так гробанешься.
Фиг он гробанется: он же не дурак, чтобы есть перед работой.
Приподнявшись, мальчик одной рукой ухватился за железный прут, который обнимали его лодыжки, подтянулся и просунул другую руку, с домкратом, внутрь решетчатого короба. Закрепив домкрат между двумя прутьями, он крутил винт до тех пор, пока инструмент не встал враспор, потом нащупал в рюкзаке рукоятку, всунул ее в гнездо и принялся за работу. Медленно, очень медленно – только у долбаных любителей железо скрипит и стонет.
А Хари Майклсон в свои одиннадцать лет был кем угодно, но только не любителем.
Из разбитого окна несло паленой свининой и жженым волосом. Значит, кто-то был дома, когда случился пожар. Хари поморщился и передернул плечами.
Ну и фиг с ним. Не пожара надо бояться, а копов: вдруг нагрянет бригада по расследованию поджогов.
Аккуратно развинтив домкрат, Хари убрал его в рюкзак, ногами вперед скользнул в образовавшуюся дыру и начал ощупывать ступнями пол под подоконником.
Ступни сразу уперлись во что-то толстое и круглое. Оно оказалось податливым и шероховатым, как будто в трещинках. Затаив дыхание, не отрывая рук от прутьев решетки, готовый, если понадобится, одним рывком вытянуть себя через окно, ухватиться за веревку и смыться, мальчик продолжал исследовать пол. Постепенно, пиксель за пикселем, в его голове складывалась картинка. Кажется, это ковер: скрученный в трубу и еще сложенный пополам, нейлон расплавился и превратился в корку. Но под ней, по ходу, что-то твердое. Ага, точно.
Значит, это не что-то, а кто-то.
Чей-то труп.
Мальчик вытянул ноги и нащупал ступнями пол. Потом подтянул ноги к себе, перекинул через щиколотки лямку рюкзака, занес его внутрь и опустил на пол. Вцепившись в решетку, он перенес ноги через лежащий под окном труп и поставил обе ступни на пол. Только тогда он оттолкнулся от окна, поймал равновесие и сунул руку в карман в поисках фонарика.
– Эй, пацан…
Хари метнулся в сторону, задев по дороге ногой что-то твердое, и врезался в стену. Прильнув к ней всем телом, чтобы слиться с темнотой, он затих и стал слушать, беззвучно переводя дух.
И тут же различил чужое дыхание в темноте: шумное, хриплое, неровное. Как тот голос, который окликнул его только что. Черт, как же он не услышал его, пока лез внутрь? Все из-за этого трупа, драть его в зад…
– Пацан… эй, пацан, подойди…
Хари сделал глубокий вдох, расслабляя горло: так голос будет звучать ниже и старше.
– У меня нож.
И он не врал, хотя сейчас у него в руке был только спотыкач – полупустая упаковка тонкой проволоки, которой копы стреляли в бандитов, спутывая им ноги. Хари снял ее с трупа одного копа в Джигейт-парке после разборки с Братьями асфальта. Так что этого мудака он с двадцати футов повяжет. Если только увидит.
– Пацан, зажги свет. Не бойсь, я тебя не трону… не могу, даже если захочу…
Хари не сдвинулся с места:
– Никто никого не тронет. Я сейчас уйду, как пришел. Извините, мистер, обознатушки вышли. Не думал, что тут кто-то живет.
Ржавый смешок.
– Побудь со мной… минут двадцать.
Хари с опаской глянул на разбитое окно: стоит ему только отделиться от стены и на фоне оранжевого ночного неба он будет как на ладони. Он прикусил губу и посмотрел в другую сторону.
На месте входной двери зиял черный проем, значит коридорную подсветку разбили. Он тихо скользнул вдоль стены к выходу.
Темнота всегда была его лучшим другом.