– Тридцать лет. Ты даже не представляешь, как это долго.
Чего тут не представить – бесконечность, помноженная на три. Хрен с ними, с деньгами. Пограбит в другом месте. А вот эта штука из Надземного мира, ее надо раздобыть, чем бы она ни оказалась. И удержать любой ценой.
– Ладно, – сказал Хари. – Я зажигаю свет. А ты… ты просто сиди. И ничего не делай, понял? Совсем ничего.
– Я не могу… даже если захочу.
Мальчик переложил спотыкач в левую руку и перевел дух. Вытянул руку вперед, навстречу шепоту, а другую сунул в карман, за фонариком. Но фонарик скользил в мокрых от пота пальцах, и зажечь его одной рукой никак не получалось. Тогда он зажал исцарапанный стальной корпус фонарика в зубах и стал вытирать о штаны потную ладонь.
Давя зубами на корпус, свободной рукой он все же повернул головку фонарика; та подалась нехотя, со скрипом, от которого у него завибрировало в зубах, потом вспыхнул свет и…
Перед ним была груда обугленного мяса, которая смотрела на него щелкой заплывшего глаза.
– Ну как… – выдохнуло мясо. – Теперь ты… понял?
Белые ленты наручников удерживали его запястья на металлических подлокотниках; другая лента обвила соединенные вместе лодыжки, привязывая их к ножке кресла. Хари вынул изо рта фонарь и уронил канистру.
– Я ж те грю… я тя не обижу, пацан… не могу…
Почерневшая кожа кое-где лопнула, из трещин сочилась жидкость, которая в свете фонарика блестела, как мазут. Полионовый комбинезон не сгорел, но там, где материя все же расплавилась, она почернела и слилась с кожей, так что нельзя было понять, где кончается живая ткань и начинается синтетическая.
Ошеломленный, мальчик выдохнул:
– Святые потроха…
– Красота, правда?..
– О господи, мистер… в смысле, боже мой… – Мальчик беспомощно помотал головой. – Тебе что, не больно?
– Типа… боль снаружи. Мыслевзор. Болит… но далеко… пока я держу мыслевзор.
Мыслевзор, значит. Во рту у мальчика внезапно стало горько, и в этой горечи растворилась его последняя надежда. Перед ним был чокнутый.
Мыслевзор – это то, что делают маги. Которые в Надземном мире. Типа медитации. Или измененного сознания. Так они подключаются к Потоку, который подпитывает их магию. Но на Земле это не работает.
Значит, чокнутый.
Со вздохом Хари обвел лучом фонарика жалкую однушку. Значит, никакого сокровища тут нет. Просто одинокий псих умирает, привязанный к креслу.
Луч фонарика по очереди выхватил из темноты два трупа. Один лежал у окна, второй в дверях: ноги в квартире, а торс и голова – в коридоре. Хари наверняка споткнулся бы об него, убегая. Оба трупа были такие же черные, как кусок мяса в кресле.
А еще на полу валялись мелкие круглые жестянки – приглядевшись, Хари понял, что это канистры из-под горючего. Такими сейчас уже не пользуются. Вернее, пользуются нюхачи: выдавливают жидкость на тряпку, подносят ее к лицу и дышат. Крышу сносит нормально. Хари тоже пару раз пробовал: сначала здорово, но потом тошнит. К тому же на улице нельзя: если мозги набекрень, любой гад тебя достанет.
Вот почему молодых нюхачей не бывает. Кто рано начинает, тот рано и заканчивает. Нюхач должен быть стар, страшен и болен какой-нибудь гадкой болезнью, чтобы ни его задница, ни рот никому не приглянулись даже бесплатно.
Хари помотал головой. Его чуть не стошнило от таких мыслей.
– Мужик, а ведь ты был крут.
– Чего?.
– Гребаный Ткач Света. – То, что Хари видел перед собой, никак не совмещалось у него в голове с тем, что он слышал. – Что с тобой стряслось? Как великий Натан Маст дошел до такой жизни, когда его трахают какие-то нюхачи?
– Ты не… понял…
– Чего тут не понять. Вон сколько этой дряни на полу…
– Нет… послушай. – Кусок мяса в отчаянии повысил голос. – Нюхач – это я, пацан. Те двое – копы.
Хари вытаращил глаза.
– Грю те… ты не первый… кто хотел сорвать куш. Местные копы пронюхали, что у нюхача из Темпа есть в его ТОСКе что-то ценное. Копы захотели в долю. А лучше забрать себе. Целиком. Мое сокровище. – Тут он закашлялся, дернул плечом, так что кожа над белой лентой наручника треснула. – Короче, они вели себя невежливо.
– Что… – Хари едва расслышал свой шепот. – Что ты им сделал?
– Дал им то, чего они хотели. А ты как думал? – Хриплый смех, скрипучий, как ворота Джигейт-парка на ветру. – Только оказалось, что оно им не нужно.
– Может, и мне тоже не нужно.
– Коробок с дурью… был у меня под койкой. Они нашли, когда все перерыли. На слово мне не поверили, понял? А я им говорил. Но они не поверили и решили пытать меня огнем. Решили поджарить меня вместе с моей же дурью. Ну, я и показал им тогда мое сокровище. Всё, целиком.
– Какое сокровище? Я не понял…
– Огонь, пацан… огонь – это легко. У меня всегда получалось. Ты говорил, что видел «Рейдеров Вестмарча». Значит, знаешь, как я могу… с огнем…
– Ага, да. Еще бы. В Надземном мире. Сто лет тому назад.
Придурок чокнутый.
– Только… не все прошло как обычно. Их я достал… но больше уже не смогу… легкие… спеклись. Наполнились… жидкостью. Знаешь, как бывает. Гной и всякая дрянь. Я скоро захлебнусь…
– Господи…
– Что, страшно?
– Ага.
– Тут все… страшно. За что ни возьмись. Страшный это мир, пацан.