Читаем Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг. полностью

Героическая эпоха Добровольческой армии 1917—1918 гг.

Вера Энгельгардт была моложе. Это была довольно крупная, сильная девушка, с чисто русским лицом, с прекрасными большими глазами, немного крупными чертами лица и удивительной нечастой, освещавшей все лице ее, улыбкой. Когда мы вернулись с похода, сестры недолго остались в бездействии и предложили свои услуги для трудного и опасного поручения в Совдепию, которое они прекрасно выполнили.

Никогда не забуду, как вскоре после похода я приехал в Ростов; ко мне перед отъездом зашла Вера Энгельгардт.

Ей нужно было со мной посоветоваться. Она немного нервничала и много курила. Наконец она прямо задала мне вопрос о том, что я думаю о терроризме против большевистских главарей. Я высказал ей свое мнение, которое до сих пор не изменилось. Она внимательнее посмотрела на меня и спросила: «А если я это сделаю»?

На мгновение я представил себе и подвиг и страшную расплату, эту девушку, хотящую принесть себя в жертву, и все мое человеческое достоинство возмутилось во мне, и я стал горячо, может быть, непоследовательно, сдавая свои же позиции, доказывать ей, что она не должна этого делать. И говорил я горячо, потому что знал ее, потому что видел в глазах ее этот фаталистический огонь решившегося человека. Я ли отговорил ее или обстоятельства не дали ей исполнить свой план, я не знаю. Мы больше никогда об этом не говорили. Но я знаю, что эту душу, ищущую подвига, нужно было только подтолкнуть, и я счастлив, что не сделал этого.

Господа революционеры, руками женщин готовившие себе пьедесталы и торжество революции, делали по-другому. Возьмите савинковские интересные книги, где восхваляется тип романов Пшебышевского, управляющего чужой жизнью, направляющего удар женской рукой, гордящегося чужой жертвой.

Шарлотта Кордэ останется героиней, но никогда антрепренеры этих Кордэ, а этих девушек было немало, не покроют их славой свою самодовольную расчетливость.

* * *

На долгое время я потерял из виду сестер Энгельгардт. Старшая сестра вышла замуж за участника похода. Вера же была со своим отрядом при гвардии.

После падения Одессы, когда наша Армия была разрезана, отряд ген. Бредова, в который входила гвардия, ушел к Польше.

Может быть, когда-нибудь расскажут нам, как поляки приняли этот осколок русской армии, какие унижения ему пришлось испытать, как мещане во дворянстве радовались унижению всего русского. Вера Энгельгардт вынесла весь этот плен, много способствовала облегчению участи пленников Польши и, наконец, вернулась вместе с гвардией в Крым через Румынию.

В это время ген. Врангель подготовлял десантную экспедицию на Кубань, и Вера Энгельгардт со своим братом Юрием едет на Кубань. Экспедиция, как известно, не принесла ожидаемых плодов: кубанское казачество не восстало, как это предполагалось, и экспедиционный корпус принужден был вернуться после прекрасно проведенной эвакуации на крымскую территорию.

И вот, просматривая газеты, я неожиданно прочел объявление о панихиде по Вере Энгельгардт. Вот что написал я тогда под тяжким впечатлением трагической гибели героической девушки: «Эта удивительная русская девушка, по своему характеру достойная лучших изобразителей русской женской души, была не так давно изрублена красноармейцами на Кубани.

Ее преступление заключалось в том, что она не бросила своего брата – раненого офицера и стала защищать его от озверевшей нечисти.

Бывают люди, которые проходят по жизненному пути, и как бы незаметным казалось вам их прикосновение к вашей жизни, они оставляют неизгладимый светлый след.

Такова была Вера Энгельгардт.

Биография ее коротенькая, как вся история попытки воссоздания России, и подвиг ее горячий, кипучий быстр, как прекрасный, пересекающий небосвод, метеор.

Эта девушка была сильная, умная, тип Толстого и Тургенева, без болезненности достоевских героинь и без милого ничтожества героинь Чехова.

Это была настоящая русская девушка, и, простите меня, господа демократы, чудесная русская барышня.

И вот этой очаровательной русской барышни, этой милой твердой сестрицы, не стало… Под знаком красного креста она умерла, не как безответственная жертва, а как героиня.

В Вере Энгельгардт было столько порыва, столько самоотречения, что она неминуемо должна была искать удивительного, мучительного подвига.

Она нашла его в своей геройской кончине.

Если когда-нибудь ей поставят памятник, его следовало бы украсить с одной стороны знаком первого похода “в воздаяние воинской доблести и отменного мужества в боях и беспримерных трудов и лишений”, который она с справедливой гордостью носила. И с другой стороны крестом храбрых – Георгиевским крестом.

Терновый венец и Георгиевский крест – это то, что заслужила эта сильная прекрасная русская девушка, вся горевшая пламенной любовью к своей Родине».