Герцогиня

— Если тебя просит дама, нужно соглашаться, — строго сказал Максимус, — можешь купаться вместе с одеждой, а пока она будет сохнуть, походишь в моей рубашке.

И Максимус отправился вниз, чтобы организовать ванну Уиллу. Потом, как выяснилось, Уилла еще требовалось мылить, тереть мочалкой, поливать из ковша… В итоге, когда вся грязь осталась в воде, Уилл оказался светлокожим и белобрысым. Он важно облачился в одну из рубашек Максимуса и, подкатав рукава, пошлепал обратно в спальню.

Анджелина сидела в той же позе, что и час назад. Казалось, у нее отпала всякая необходимость шевелиться, и это пугало.

Максимус дождался, пока Уилл заберется с ногами в кровать, потом подвинул себе стул. Замялся, не зная, что говорить. Да и стоит ли…

— Я благодарна за лечение, — вдруг сказала девушка, — теперь, в некотором роде, я чувствую себя лучше. Ничего не болит.

Уилл, устроившись по другую сторону кровати, забрался под одеяло и свернулся калачиком. Анджелина положила ему руку на голову, мягко поглаживая. Максимус вдруг подумал, что многое бы отдал, чтобы оказаться на месте беспризорника…

— Этот маленький джентльмен развлекал меня забавными историями.

И умолкла.

Максимус откашлялся, заставил себя смотреть ей в глаза.

— Нам надо поговорить, Анджелина-Мария.

— Почему вы меня так называете, мистер Тал? — голос королевы. Печальной, полной достоинства.

— Потому что это ваше имя. Настоящее имя.

— Я всегда думала, что меня зовут Ангелина. Ну, просто Лина.

— Это не так. Да, кстати… — он выудил из кармана штанов ее паспорт, протянул.

Анджелина вздрогнула всем телом, уставилась на него испуганно.

— Вы… были… там?..

— Да. Я забрал ваши вещи. И набил морду вашему жениху, уж простите.

— Бывшему жениху, — холодно поправила его Анджелина.

Она осторожно взяла паспорт, открыла там, где была заложена фотография. Несколько минут молча рассматривала ее, гладя пальцами, а потом вдруг повернулась к Максимусу спиной и, уткнувшись в подушку, разрыдалась.

— Брысь, — Максимус махнул рукой Уиллу, тот испарился, протопал вниз по лестнице.

Анджелина рыдала… нет, выла в голос, молотя кулачками подушки. Максимус пересел на кровать, обхватил ее за плечи, разворачивая, притягивая к себе.

— Не… не трогай меня! Не смей! Урод! Скотина! Все… все из-за тебя!

Он прижимал ее к себе изо всех сил, впитывая слезы и боль, ощущая, как слабеют тонкие руки.

— Ненавижу… — прошептала она, — будьте вы все прокляты!

Максимус не боялся проклятий, а потому не отпускал Анджелину до тех пор, пока она не затихла, всхлипывая и дрожа. Осторожно погладил по худенькой спине, чувствуя каждый позвонок. Прошептал на ухо:

— Мисс Линтон, вам следует быть сильной. Вас ждут грандиозные дела.

— Я тебя ненавижу.

— Хорошо. Пусть будет так. Но все же я сделаю то, что считаю нужным.

Она испуганно дернулась в его руках, пытаясь вырваться.

— Пусти!

— Если только ты успокоишься.

— Я… уже…

— Вот и хорошо.

Он отстранился, ладонью вытер мокрые от слез щеки, взъерошил черные, как смоль, волосы.

— Нам действительно надо поговорить, мисс Линтон, и сделать это подальше от детских ушей. Ваше положение здесь более, чем серьезно, и надо, чтобы вы это хорошо понимали.

Девушка опустила ресницы — черные, длинные.

— Да, конечно. А можно сперва… что-нибудь съесть? Мне очень хочется кушать. Простите…

Просьба Анджелины прозвучала ангельской музыкой в ушах Максимуса. Ибо если человек просит еды, он уже не пойдет топиться в Дэнае.

Он бережно усадил ее обратно на кровать.

— Вы обещаете, что дождетесь меня? Обещаете, что никуда не уйдете? На этот раз все очень серьезно, мисс Линтон. Я съезжу за едой, а потом расскажу вам все… О том, кто вы, и где ваше истинное место. Обещаете?

— Обещаю, — бирюзовые глаза сверкнули.

— А еще обещайте, что никому не будете открывать входную дверь. Пожалуйста, мисс Линтон. Даже Дамиану.

Кажется, она презрительно фыркнула, а потом глубоко задумалась.

— Он… знает, что я здесь?

— Думаю, уже догадался, — Максимус пожал плечами, — он же не дурак, все-таки.

Лина

…Когда Максимус ушел, Лина откинулась на подушки и закрыла глаза. В мыслях царил сумбур. Впрочем, это уже лучше: когда шла по Перхешту в простыне, мыслей вообще не было.

Девушка усмехнулась. Какого черта ее понесло к Максимусу? Теперь уже и сама толком не могла сказать. Очень хотелось посмотреть на его лицо, когда увидит ее… такой. Посмотрела. В серых глазах сполна отразилась терзавшая ее боль. Можно было даже сказать, что месть удалась, только радости с нее не было. А что теперь? Оставаться в доме этого человека не хотелось, незачем. Возвращаться к жениху… при мысли о Дамиане Лину передернуло. В общем, незачем ей возвращаться к человеку, который повел себя так.

Мысли помаленьку прояснялись.

Лина попыталась размышлять здраво.

Что, собственно, произошло?

Банальное изнасилование с избиением.

Неприятная, конечно, штука, но… она осталась жива. Ее не изуродовали. Ее даже подлечили, если судить по состоянию тела. Скотина Максимус, позволивший себе чересчур много при их последнем общении в парке, теперь относился к ней так, словно Лина была ценнейшим и очень хрупким произведением искусства.