Нет сомнения, что именно эти 300 забритых в истинную веру разбойников и составляют впоследствии трехсотенный отряд Гесеровой гвардии (300 хошучинов), хотя об этом прямо нигде и не сказано. Факт важный и глубоко знаменательный.
Понятно, что в такой запорожской теории веры и способах ее пропаганды лицемерные монахи могут усматривать и злую пародию, и кощунство... Но нельзя совсем отбросить и предположения, что и храмы Гесеру могли созидаться по такой же приблизительно культовой теории, по какой и сам он строит храмы буддийским святыням.
Во второй песне рассказывается об огромном подвиге Гесера по искоренению зла на земле: о поражении черно-пестрого тигра
В третьей песни речь идет о своеобразном опыте Гесера: если и не завоевать китайский трон оружием, то стать доподлинным зятем китайского императора и в этом положении упорядочить в Китае дела управления страной.
Выделяя эти две темы (покорения страны Северного тигра и умиротворения Китая) в две особые песни, сказание тем самым останавливает на них особое внимание, как будто бы давая повод видеть здесь действительные исторические события в сказочно-аллегорическом изображении.
Китайские подвиги Гесера изображаются так. С горя по умершей жене китайский хан впал в безумие, а сановники его, при таких трудных государственных обстоятельствах, только и делали, что заседали. Умнее всех оказался некий дворянин (darxan), один из семерых братьев-плешивцев, по прозвищу Шалый Пустомеля (Sabaya ügei sarkirayul xujiyir. S. 62). Он надоумил обратиться с просьбой об исцелении сумасбродного хана к мифическому государю десяти стран, Гесеру. Но это трудноватое дело! Смеются чиновники: кто же, кроме такого умника, как ты, кто другой сможет найти к нему дорогу? Однако Шалый плешивец разыскивает Гесера, который сначала отказывается — не его дело лечить и развлекать всех
Эти волшебные секреты оказываются тем более необходимыми, что по прибытии в Китай Гесеру приходится иметь дело не только с ханским безумием, но и с его последствиями — другими недугами: с ханскими указами, заставляющими народ боготворить покойников, и с ханским правосудием тюремных «адских ям». Вот каков тот характерный указ, который дан по случаю кончины супруги хана, перешедшей в нирвану.
«При таковых наших обстоятельствах плачь все! Кто стоит — плачь стоя. Кто сидит — плачь сидя. Кто в пути — плачь в пути. Кто еще не в пути — отложи и плачь. Кто поел — пусть уж плачет поевши. Кто еще не ел — отложи это дело и плачь».