Собравшись у приказных ворот (Sayid yamuni yadan-a), народ скопом (xamuy ulus) обращается к властям и говорит: «Тут выходит, что не одна эта ханша умерла, а весь народ должен умереть» (Ene xatun yaycayar ükügsen bisi: xamuy uhis cöm ükükü bayinam! S. 52).
Но дни и ночи хан не выпускает из своих объятий покойницу, а народ дни и ночи плачет. После напрасных попыток урезонить хана тем, что «негоже живому человеку всю жизнь возиться с покойниками» (ükügsen kümün amitu kümün xoyar sayuxu yosun ügeija, S. 67), Гесер подменяет у спящего хана его покойницу — дохлой собакой; покойницу же выкидывает. Хан совсем-было образумился, сочтя, что такое нехорошее превращение случилось само собой, как естественный результат его содомского безумия, но, по доносу придворного шпиона, Гесера судят и заставляют побывать во всех и всяких «адских ямах», где кишмя кишат то китайские «ядовитые змеи», то гнезда вшей и муравьев; отведать китайских «темных ям» (темниц) и изощренных пыток палачей. Но над всем этим в веселых песнях смеется победоносный Гесер, а палачи оплакивают гибель одной своей ямы за другой: всех гадов и зверей уничтожает он бабушкиными средствами, а темницу озаряет при помощи ее золотого аркана для поимки солнца и серебряного — для поимки луны.
Все эти аллегории (змеи, вши, осы, звери) не нуждаются в комментариях. Но образ хана, который не расстается с покойницей и изводит народ слишком неумеренным трауром, — не представляет ли он сатирической трактовки конфуцианского культа, этого специфического культа китайской бюрократии, «мертвящего культа мертвецов», доведенного в императорском Китае до уродливой системы церемоний?
Итак, Гесер излечивает китайского хана, и, женившись на китайской царевне, три года водворяет в Китае порядок. Однако, соскучившись по родине, покидает Китай.
Содержание четвертой песни дает борьба Гесера за свое личное счастье. Пользуясь отсутствием Гесера, Цотон, при содействии ревнивой Гесеровой жены Рогмо, ухитрился выслать из улуса возлюбленную Гесера Аралго (по прозванию Тумен-чжиргаланг), а та с горя вышла на чужбине замуж за «двенадцатиголовое» чудовище с несметными богатствами[14]. Три «победоносных» сестры-думы отказываются в этом случае водить Гесера по трудным «перевалам» (личной жизни), которые «непроходимы» для них из-за всяческой «нечистоты» (Egün-ece cinaysi simnu-yin yajar-a bujar burtay mayu buyu, bide ülü ecikii buyu ci mini yaycayar eci!), и потому-то достижение личных целей происходит здесь за счет несчастий общественных. Гесеру помогает теперь только «стеклышко из огневой драгоценности» (хрусталь-глаза) (yal erdenitü sil), данный «божьими детьми» (tenggri-yin köbegüd), с помощью которого можно видеть на том дьявольском перевале (mangyus-yin dabayan-du), где стоит день и ночь непроглядный грязный туман (edür ci ügei süni ci ondui xab-xara budang metü bayixu bui! S. 89). Гесер находит желанную Аралго и при ее помощи уничтожает противника.
Но в это же время три ширайгольских хана похищают Гесерову жену, Рогмо-гоа (песнь пятая). За честь Гесера вступаются все его богатыри, и все погибают в этой войне, из-за предательства Цотон-нойона. Гесер же, опоенный «забвенным напитком» любимой Аралго-гоа, девять лет праздно живет в богатом дворце убитого им «двенадцатиголового Мангуса». Но и в праздной дремоте все нет-нет да и напомнит ему о забытом долге, о забытых богатырских делах и битвах: и смеющаяся над ним старуха, у которой за время Гесерова безделья корова одряхлела до того, что рога поистерлись; и язвительный ворон, смеющийся ему в лицо; и хитрая предприимчивая лиса; и письма Рогмо о гибели любимого брата и всех его богатырей. Но только родимые «тибетские журавли», в которых обернулись его думы-сестры, выводят его из гибельного забытья. Тогда Гесер до корня истребляет все богатства, и оставив на службу себе только «душу» богатств — души животных, выступает мстить всем своим врагам, начиная с Цотона.