Гессенская волчица

Граф Игнатьев пожелал выслушать мнение присутствующих, как следует поступить в сложившейся непростой ситуации. Несомненно, студенты столичных университетов не могли не понимать, чем рискуют, и что за подобную акцию их ожидает поголовное исключение. Только что опубликованный закон и дисциплинарный устав требовал однозначного исключения всех забастовщиков. Но размах студенческой забастовки, её организованность, поддержка студенческих требований многими профессорами и общественностью вызвали разногласия среди министров.

Министр юстиции Муравьёв и министр землеустройства и земледелия Ермолов в один голос заявили, что массовое исключение забастовщиков приведёт лишь к более радикальным протестам, а в случае применения мер насилия детские пока что выступления студентов могут превратиться в серьёзные беспорядки.

Алексей Сергеевич Ермолов с его приземистой, далеко не казистой фигурой, с его обросшей во всех направлениях головой, отнюдь не производил впечатления сановника. Сейчас он стоял, держась вполоборота к Великому Князю Сергею, находясь как будто постоянно наготове от него уйти, и сбивчиво пытался защитить свою точку зрения.

– Ваше Императорское Высочество, Московский и Петербургский университеты не просто высшие учебные заведения! Как уже сказал уважаемый Николай Павлович, в них обучается почти восемь тысяч человек, а это чуть ли не половина всех российских студентов. – Лицо Ермолова покраснело от волнения, но он продолжал бубнить. – Если завтра всех забастовщиков исключить, то кто же будет учиться? Кому будут читать свои лекции наши профессора? Господи, в России и так мало людей с высшим образованием, так имеем ли мы право вот так, одним ударом, оставить страну без образованных людей? Ну, с кем же мы останемся?

Сергей Александрович молча слушал Ермолова, пристально глядя на него. В это время дверь распахнулась, и на пороге появился Великий Князь Николай Николаевич. Буквально влетев на своих длинных ногах, небрежно приложив ладонь к красной гусарской фуражке, он слышал последние слова Ермолова и не замедлил с гневной отповедью.

– Алексей Сергеевич, Вы что же предлагаете, и дальше терпеть бунтовщиков? Ведь то, что сегодня произошло, это не что иное, как бунт, тот самый страшный русский бунт. Кровавый и беспощадный. – Властное и строгое лицо Великого Князя исказилось, а голос стал срываться на тот визг, присущий сильным личностям, склонным к истерикам. – Вы знаете иной способ подавить бунт, кроме как штыками? Или надеетесь уговорами да разговорами утихомирить бунтовщиков?

– Но, Ваше Высочество, мы рискуем остаться без образованного класса, без врачей, без юристов! Исключим этих, а где же иных взять? – не сдавался Ермолов.

– А где брал образованных людей Пётр Великий? Уж лучше набирать в университет способную молодёжь из простонародья, чем растить открытых врагов самодержавия! Россия велика, народа у нас хватит!

Слова о возможном кровопролитии, высказанные воинственным Великим Князем, с высоты почти двухметрового роста, прозвучали зловеще и вызвали мимолётную тишину, которую нарушил министр юстиции.

– Ваше Высочество, но хватит ли военной силы для подавления беспорядков? Достаточно вспомнить апрельские погромы евреев, и то, как войска во многих случаях ничего не могли поделать, оставаясь лишь беспомощными созерцателями. – Муравьёв оглядел всех присутствующих, ища поддержки своим опасениям. – Что будет, если к студентам присоединятся другие недовольные?

– Не беспокойтесь, Николай Валерианович, – вмешался Сергей

Александрович, – не присоединятся. Я не только Главнокомандующий, я ещё и генерал-губернатор, и имею сведения о настроениях в обществе. Петербургские мастеровые и рабочие не пойдут в поддержку «скубентов», а московские – те ещё и по шее наваляют бунтовщикам. Что же касается апрельских погромов… Вы правы, тогда войска действительно не проявляли особого рвения для защиты жидов. Но только потому, что я сам приказал так поступать, ибо невозможно остановить праведный гнев, направленный против цареубийц. Нужно же было дать вылиться народному возмущению!

– Бог не выдаст, свинья не съест, господа! – громко произнёс Николай Николаевич. – Я распорядился выдать всем нижним чинам Гвардейского корпуса по две чарки водки дополнительно, и усилил патрули в столице. Московский гарнизон тоже не дремлет, там Соболев¹³⁵ уже принял нужные меры, пусть только кто сунется, получит по сопатке!

Резюме подвёл молчавший до сей поры граф Игнатьев. Он вышел из-за стола, стал расхаживать по кабинету, устланному огромным ковром бухарской работы.

– Не знаю, знаком ли уважаемый Алексей Сергеевич с проблемой волков, – обратился канцлер к Ермолову. – Хотя, как именитый сельский хозяин, должен быть наслышанным… Ежели волк повадился резать ягнят, то никакие уговоры тут не помогут, господа… Тут нужен опытный охотник и добрые собаки, которые изловят серого хищника.

Игнатьев остановился, обвёл взглядом своих гостей. Глаза его были взволнованными, но голос звучал уверенно и спокойно.