Гевара по прозвищу Че

В дневнике Че сухо отметил, что "отношение Монхе может, с одной стороны, затормозить развитие события, но, с другой, может внести и положительный вклад, освободив меня от политических обязательств". Конечно, самоустранение наиболее влиятельной из радикальных левых сил Боливии наносило ущерб проекту, и партизанам теперь предстояло организовать опорную городскую сеть, независимую от той, которую они использовали до тех пор.

Для Че было теперь очень важно узнать, пришла ли группа Мойсеса Гевары к окончательному решению и согласна ли она на организацию объединенного фронта. Одновременно он приступил к организации опорной сети в городах, где мог рассчитывать на доктора Умберто Pea (который, однако, в это время находился на Кубе), Родольфо Салданью и Лойолу Гусман. Она была одним из лидеров Молодых коммунистов и должна была стать казначеем движения. Полезным для этой цели мог оказаться и перуанец Дагнино, который мог бы взять на себя работу в городской сети наряду со своими обязанностями по обеспечению свя-. зей с Национально-освободительной армией. Монлеон мог бы пригодиться при организации параллельной системы связи с Гаваной.

Судя по всему, Че был не слишком обеспокоен. Как и на Кубе в 1958 году, он недооценил важность широкого, крепкого городского движения за спиной и вокруг партизанского движения. Между строк в его дневнике можно прочесть, что он, по-видимому, был намного больше заинтересован настоятельной потребностью приступить к боевой закалке своей группы путем проведения обширной разведывательной операции в зоне расположения и налаживанием связей с аргентинцами согласно его континентальной схеме.

10 декабря Че уже решил отправить Таню в Буэнос-Айрес. Ей предстояло прежде всего провести переговоры с несколькими аргентинцами, а затем доставить их в Ньянкауасу. В дневниках и бумагах Че упоминаются Сиро Бустос (связанный в прошлом с партизанской группой Масетти), Хосами - Хуан Гельман - поэт, который позднее примкнет к диссидентской левой фракции в Аргентинской коммунистической партии, Хауреги из профсоюза журналистов и Стампони. 2 января 1967 года Таня выехала для выполнения этого задания.

Снова наступило время ожидания. Было устроено несколько пятидневных походов для изучения местности. Часть партизан работала во втором лагере, занимаясь копкой пещер, защитных сооружений и укрытий, накрывая крышами строения базы. Че постепенно начало становиться ясно, что вокруг них находятся практически ненаселенные дикие джунгли. Редко какой из групп удавалось обнаружить признаки жилья. Записи Че были лаконичными и очень точными. В его мозгу складывался план первоначальных действий: "Вило и доктор прошли за Икири до тех пор, пока не уперлись в неприступный скалистый обрыв; они не встретили людей, но обнаруживали кое-какие следы. Пинарес, Мануэль и Дариэль шли вдоль реки, пока не наткнулись на непроходимое обнажение".

Че провел первое собрание отряда, чтобы в зародыше подавить начавшие возникать напряженные отношения.

"Я слегка вспылил по поводу качеств партизанского бойца и необходимости строгой дисциплины и объяснил, что наша задача состоит прежде всего в том, чтобы создать образцовое стальное ядро... Рассказал, насколько важно обучение, которое необходимо для нашего будущего. Потом я собрал командиров - Вило, Пинареса, Мамина Оеда, Инти, Сан-Луиса, Вильегаса, доктора, "Ньято" Мендеса и Мартинеса Тамайо...

Я объяснил, почему Вило был назначен моим заместителем: потому, что Пинарес вновь и вновь повторял одни и те же ошибки... Неприятные происшествия могут разрушить всю нашу работу".

Но этим дело не закончилось: проблемы с Пинаресом продолжались. Спустя неделю Че отметил в своем дневнике: "Вило сказал мне, что Пинарес очень задет упоминанием его ошибок на недавнем собрании. Я должен поговорить с ним". И на следующий день:

"Я говорил с Пинаресом. Он жалуется на то, что я критиковал его в присутствии боливийцев. Его аргументы не основывались ни на чем, кроме его эмоционального состояния; это, впрочем, заслуживало внимания. Остальное было совершенно неважно. Он упомянул о неприятных высказываниях Мачина Оеда в его адрес, в которых я разобрался. Мне кажется, что такого происшествия просто не было, всего лишь сплетня. Пинарес немного успокоился".

Будучи поглощен мелкими деталями, Че, кажется, забыл отметить в дневнике тот факт, что 8 января не получил никакого ответа от Монхе. Не упоминает он и об окружавшем их ландшафте. А вот Пачо тогда же записал: "Вид Анд изумителен, а восхождения на горы волнуют; очень устаешь, особенно без сытного питания". Лагерная жизнь подняла настроение Коэльо, он расхаживал повсюду, распевая "Изабель" Шарля Азнавура, и отвечал на недоуменные вопросы: "Я не спятил. А если вы спятили, то вините империализм в том, что оказались здесь". Он разговаривал со своей винтовкой, когда чистил ее: "Послушай, я чищу тебя, но не хочу из тебя стрелять. После войны я сдам тебя в музей".