Гезат

Прямо перед воротами стояли под погрузкой или выгрузкой торговые галеры, которым война была не помеха, справа, у входа в гавань, разместились наши военные суда, а слева шли склады, а потом, в глубине ее, был египетский флот, причем значительная часть его находилась в эллингах. Следом за нами ехала арба, доверху нагруженная факелами, взятыми из дворцового склада. Германцы разобрали их, зажгли и начали закидывать в военные галеры. Таковыми считались все, которые находились западнее того места, где остановился я. Шкипер крайней торговой галеры, возле которой нервно перебирал копытами Буцефал, сперва решил, что прискакал я по его душу, и начал причитать с полубака, сообщая, что является киприотским купцом, никакого отношения к египтянам не имеет, готов заплатить отступное… Затем понял, что трогать его пока не собираемся, про отступное забыл, начал суетливо готовиться к отплытию.

Экипажи вражеских судов, завидев конных германцев, рванули в разные стороны дружно и стремительно. Никому из них даже в голову не пришло сразиться с врагом. Мы беспрепятственно подъезжали к галерам и швыряли в них горящие факела. Загорались быстро и полыхали ярко, с радостным постреливанием, потому что хорошо высохли, да и пропитаны смолой и битумом. Обычно с грустью смотрю на горящие суда, а вот галеры мне почему-то не жалко, даже испытывал чувство радости, которое возникает, когда смотрю на огонь с безопасного расстояния. Пламя с них перекинулось на склады, в которых было что-то сухое, горючее, потому что заполыхали намного ярче. Огонь поднялся выше крепостных стен и башен, а ядреный черный дым, напоминая огромного толстенного удава, тяжело пополз на город.

Поняв, что пожар уже никто не потушит, тем более, что желающих сделать это не наблюдалось, я приказал двигаться дальше. По дамбе, которая была такой ширины, чтобы свободно разъехались две арбы, мы перебрались на остров Фарос, к маяку. Там уже приготовились к бою: ворота были закрыты, а на стенах стояли вооруженные охранники и прислуга. Центурион Тит Геганий был на надвратной башне. Узнал меня не сразу, только после того, как я снял шлем.

— Тит, неужели ты хочешь погибнуть за египтян, напавших на римского императора?! — иронично крикнул я. — Ты думаешь, они отблагодарят тебя за это?! Сомневаюсь! Опыт мне подсказывает, что, справившись с Цезарем, они уничтожат и остальных римлян, чтобы избавиться от чужаков и заодно поживиться за их счет.

— Не знаю, посмотрим… — неуверенно произнес он.

— Смотреть некогда. Предлагаю на выбор: или переходите на нашу сторону, и тогда после победы это теплое местечко останется за вами, или складываете оружие и убираетесь на все четыре стороны, — сказал я. — Если откажетесь, мы начнем штурм, и пощады тогда не будет.

— Нам надо посоветоваться… — все так же неуверенно молвил он.

— Тит, не валяй дурака! Ты римлянин и должен быть на стороне римской армии, а не ее врагов. Так что открывай ворота и вливайся в наши ряды, — предложил я. — Заодно молодость вспомнишь, а то, как вижу, ты закис тут!

Центурион коротко переговорил с легионерами, старыми вояками, которые стояли рядом с ним, после чего объявил:

— Хорошо, мы с вами, но несколько человек хотят уйти.

— Пусть идут, мы их не тронем, клянусь богами! — пообещал я.

Через полчаса в карауле на Фаросском маяке и на дамбе, где дополнительно соорудили баррикаду, стояли германцы. Свободные от службы расположились кто в помещениях маяка, кто рядом с ним в шатрах и палатках, кто в домах местных жителей. Наши лошади со спутанными передними ногами перемещались по острову в поисках травы, которую до них съели козы. Пшеничную солому, которую им принесли с сеновала маяка, пока не хотят есть. Ничего, голод не тетка.

Именно из-за этой соломы и я предложил Гаю Юлию Цезарю послать нас на захват острова. Он хотел поручить это двум когортам. В дворцовом комплексе ни сена, ни соломы уже не было. Мы перебивались тем, что добывали во время рейдов по окрестностям Александрии. Если бы остались там, то лошадей пришлось бы порезать и потому, что кормить их нечем, и потому, что армию нечем будет кормить, если осада затянется надолго. Здесь же, как я заметил во время экскурсии, были нетронутые запасы соломы, приготовленной на зиму для вьючного скота, обслуживающего маяк. На этих волов и мулов мы, само собой, тратиться не будем, забьем и съедим их, а фураж отдадим своим лошадям.

147