И Тасгетий, правитель карнутов, был в этом списке. Он, вроде бы, раскаялся и отдал в заложники сына, но наш легион на всякий случай разместили на землях его племени. Каструм мы построили на соседнем холме. Моей турме выделили деревянный барак с очагом в центре, по обе стороны от которого во всю длину вдоль стен шли топчаны, застеленные соломой. Предполагалось, что мы будем спать на них вповалку, прижавшись друг к другу и согреваясь таким образом. Только вот с разрешения легата я отпустил своих воинов по домам на зиму. В бараке остались только я с женой, дочерью и слугой Гленном и Бойд, который объявил себя гезатом без рода и племени. За время похода он расплатился из добычи за коня, полученного от меня, и обзавелся приличными доспехами и оружием, так что имел право так называться. Моей семье принадлежал топчан у правой от входа стены, частично загороженный воловьими шкурами, которыми в походе укрывали груз в арбе, а слуга и новоиспеченный гезат спали у левой.
Децим Юний Брут жил в отдельном доме с небольшой свитой, чем сильно отличался от Гая Юлия Цезаря, которому нравилось, чтобы вокруг него была толпа подхалимов. В последнее время легат начал привечать меня. В свите любого командира всегда есть от одного до нескольких людей-флюгеров, по поведению которых легко определить, как он относится к тебе. Легат был именно из таких.
— Гай Юлий Цезарь хвалит тебя, как умного и образованного человека, — сообщил Децим Юний Брут, пригласив меня на обед вскоре после окончания строительства каструма.
Обедали мы вдвоем, возлежа на клиниях, изготовленных легионерами. Обслуживали нас три раба, которые сопровождали легата в походе, как и повар-ассириец, мастер своего дела. Сперва подали запеченную на углях баранину, свернутую рулоном и начиненную зеленью, с булгуром, который греки называют плигури — кашей из обработанной кипятком, высушенной и раздробленной пшеницы — и мягким молочным хлебом. Дальше были запеченные на углях пирожки с мелко порубленной говядиной и зеленью. Затем ели печеную рыбу с обжаренными в масле шариками из горохового пюре. На десерт были мягкий творожный сыр из козьего молока и слоеные пирожки с медом. Сладкое красное вино подавали под все блюда. Децим Юний Брут пил его с особым наслаждением, зажмуривая глаза.
— А где сейчас наш командующий? — поинтересовался я, когда перешли к десерту.
Гай Юлий Цезарь постоянно переписывался со всеми своими легатами. Графомания проявлялась у него и в таком виде.
— В Иллирии, — ответил Децим Юний Брут.
— Против кого собирается воевать там? — спросил я.
— Вроде бы не собирается пока, — ответил он.
— Значит, соберется, — подсказал я. — Восемь легионов не могут стоять без дела. Половину придется распустить, потому что проконсулу не положено иметь больше четырех легионов. Не думаю, что Гай Юлий Цезарь согласится лишиться испытанных в боях и, что важнее, преданных ему воинов.
Легат гмыкнул одобрительно и поделился:
— Ты знаешь, мне тоже показалось, что он замышляет что-то против паннонцев, далматов и нориков, но прямо ничего не пишет. Сам понимаешь, письмо может оказаться в чужих руках…
— Даже не сомневаюсь, что врагов у Гая Юлия Цезаря хватает не только среди галлов и германцев, но и в Риме, особенно среди сенаторов, которые щедро заплатят за любой документ, изобличающий его, — согласился я.
— А ты бы поддержал проконсула против его римских врагов? — как бы между прочим поинтересовался Децим Юний Брут.
— Если доверяю командующему, а я нашему доверяю, то мне без разницы, с кем воевать. С кем скажет, с тем и буду, — ответил я.
Уверен, что мой ответ дойдет до ушей Гая Юлия Цезаря и укрепит мои позиции. И дело не только в этом. Мне действительно без разницы, против кого воевать под его командованием, потому что знаю, что победит всех.
Зима прошла без происшествий, если не считать, что была очень холодной, напоминающей русские, разве что уложилась всего в два с половиной месяца. Гай Юлий Цезарь не любил гонять легионеров без дела, и Децим Юний Брут согласен был с ним в этом, поэтому службой нас не утомляли. Я охотился, рыбачил в Луаре, которая сейчас называется Лигер, читал взятые у легата книги греческих и римских авторов, улучшал свои знания этих языков. Заодно научил читать, писать и считать подвернувшихся под руку — Синни, Гленна и Бойда.
Неприятности начались весной. В каструме заночевали курьеры Публия Лициния Красса с письмами Гаю Юлию Цезарю и римскому сенату и рассказали, что четыре небольших отряда, посланные за провиантом к венетам, эсубиям и куриосолитам, были схвачены. За освобождение римлян требуют вернуть отданных осенью заложников. К этим трем племенам присоединились и другие, живущие в Арморике, но не все. Никто из списка, переданного мною проконсулу, восстание не поддержал. Может быть, их друиды на этот раз оказались прозорливее.