Гибель профессии

— Дзержинского, десять, — повторил Коренев. — Так! А что он за человек? Где работает?

— Работает! — с усмешкой отозвался Женя. — Он не работает. Он главный поп у баптистов. Да еще овощами торгует. Спекулянт он! Уж это я, когда жил у Ермоленко, узнал точно!

— Так, выходит, ваш отец убил жену из ревности к этому Халюзину? — спросил прокурор, решив неожиданным вопросом добиться нужного показания. Но мальчик ответил:

— Это я мачеху убил. Поэтому я и сбежал и жил у Кости. Он меня не выдавал… и вдруг я узнал, что судят отца. Ну я и явился…

Генка и Коля заволновались и с недоумением уставились на Женю. А тот, чуть побледнев, продолжал:

— Да, это я ее толкнул. Даже не толкнул, а только поднял руку, а она, испугавшись, подалась назад, поскользнулась и упала… И как в воду канула!

— Именно в воду она и канула! — резко сказал Коренев, пораженный неожиданным признанием.

Женя молча опустил голову. У Генки и Коли задрожали губы.

— В общем, проверим! — сказал Коренев, вставая. — Идите, мальчики. И знаете что? Геннадий, хочешь со мной поехать завтра на тот берег познакомиться с Халюзиным?

— А почему не я? — робко спросил Женя.

— Потому что Геннадия он не знает, а тебя видел не раз, — пояснил Коренев. — Ну, договорились?

— Договорились, — нахмурив брови и вообще приняв крайне серьезный и даже мрачный вид, подтвердил Генка.

* * *

— Где же тут улица Дзержинского? — озабоченно спросил Коренев. — Ни разу я здесь не был!..

— Спросить у кого-нибудь? — тотчас отозвался Генка, шагавший рядом.

— Не надо! — строго заметил Коренев. — Зачем привлекать к себе внимание!.. Подожди, да это она и есть!

В самом деле, на фасаде углового дома была прибита дощечка: «Улица Дзержинского».

— А вот и номер десятый, — взволнованно сказал Генка, — смотрите!

Одноэтажный особняк с тремя окнами на улицу, аккуратный и добротный, с глухой оградой метра в три высотой по обе стороны фасада говорил о зажиточности хозяев. Парадная дверь была забита, а на свежевыкрашенной деревянной калитке красовалась многозначительная надпись: «Осторожно, во дворе злые собаки!»

Коренев решительно подошел к запертой калитке и подергал ее. Тотчас отозвалась отчаянным хриплым лаем дворовая собака.

— Объявление не фальшивое, собака на месте, — почти одобрительно сказал Коренев.

— Может, мне перелезть через забор? — самоотверженно предложил Генка.

— Оставь! — строго сказал Коренев. — Ты обойди кругом, присмотрись, а я подожду…

Мальчик скрылся за углом, но почти сейчас же прибежал назад. У него был напуганный вид.

— Я ее видел! — возбужденно сказал он. — Покойницу!

— Где? — быстро спросил Коренев.

— В окне! Женькина мачеха! Стояла и плакала.

— Тебе показалась, — почему-то прошептал прокурор. — Вот что: пройди, посторожи у того окна, а я здесь погляжу…

Генка снова ушел за угол, а Коренев приблизился к калитке. Из дома вышел бородач и неприветливо спросил:

— Чего надо? Хозяина дома нет!

Коренев кротко сказал:

— Простите…

И отошел.

…А в квартире Халюзина, кроме сумрачного и молчаливого хозяина, за столом сидели Лидия с заплаканным лицом и брат-казначей. Лицо у Постникова как-то расплылось, рот дергался, глаза не то испуганно, не то злобно моргали.

— Как же так? — хрипло опрашивал он. — Выходит, мне одному перед общиной отвечать?

Пресвитер молчал, как будто вопрос относился не к нему. Твердой рукой он очищал апельсин. Лидия внимательно следила за движениями его крепких толстых пальцев, как будто вопрос сейчас и для нее и для Постникова заключался именно в этом апельсине.

А между тем так пришлось, что оба они впервые начали подозревать Халюзина в коварстве. Свыше двадцати тысяч рублей общины перекачал к себе в карман Халюзин не совсем понятными для Лидии способами, к тому же — это-то она поняла хорошо — Халюзин весь урожай с огорода Постникова почему-то продал в свою пользу с помощью ненавистного ей дьякона. Всего этого от нее и не скрывал Халюзин, зная, что она всецело в его власти. Как Лидия была счастлива в ту ночь, когда, таясь и задыхаясь от волнения, подбежала к заветной калитке! Ей казалось, что наконец-то любимый человек примет ее к себе как жену, а не только как любовницу.

Ведь говорил он ей, что это случится, если она «покончит» с Колосовым. «Покончит» — это его, Халюзина, слово. Именно не убьет, но покончит. Вот счастливый случай и подбросил ей в тот день такую возможность! Но почему нахмурился тогда пресвитер, выслушав бессвязный рассказ женщины о ее «потоплении»? Почему он не проявил радости? И почему поставил такие странные условия? Да, пусть она живет у него, но пусть скрывается от людей! Никто не должен знать о том, что она здесь живет, пока не состоится суд над Колосовым. А когда он будет осужден и когда Халюзин переедет в другой, дальний город, он ее увезет с собой под чужим именем. «А как же иначе? — опрашивал с усмешкой пресвитер. — Ведь Колосов будет осужден именно за то, что убил тебя, а только ты объявишься, не станет и приговора!»