Гибель профессии

Особое внимание суда и присутствующих в зале вызвали показания свидетеля Криворучко, того самого квартиранта Данилина, которого будто бы Шорин уговаривал не ехать в колхоз.

Криворучко, работающий закройщиком-модельером на местной обувной фабрике, стал решительно отрицать подобный разговор.

— Все это чепуха, — сказал он. — Я даже не собирался уезжать в колхоз, все с начала и до конца выдумано.

— А правда ли, что Шорин сколотил из жильцов дома блок против домовладельца? — спросил судья.

— И это чепуха, — хладнокровно ответил свидетель с видом врача, ставящего бесспорный диагноз. — Он сам, Данилин, в драку со всеми лез!

Свидетелям адвокат задал лишь несколько вопросов… Все они касались одного и того же: не могла ли чета Данилиных, высказывая хулу по адресу Шориных, добросовестно заблуждаться по поводу фактов?

Как ни осторожно задавал свои вопросы опытный адвокат, ответы он получал убийственные.

— Знает кошка, чье мясо съела! — между прочим ответил свидетель Криворучко, и адвокат не стал домогаться дальнейшей расшифровки этого ответа.

Потом давал заключение профессор К., известный психиатр. На основании истории болезни дочери Данилина, Анны, 38 лет от роду, и изучения личности больной профессор пришел к выводу, что она заболела тяжелой душевной болезнью хронического характера задолго до появления в доме семьи Шориных.

Экспертиза почерка подтвердила то, что в сущности было уже известно суду из судебного следствия, а именно: подпись под заявлением министру сделана не Корецким. Новым был вывод экспертов, что по всем данным эту подпись сделал гражданин Дубенков, 19 лет.

Наконец судебное следствие было закончено, и суд приступил к прениям сторон. Слово было предоставлено прокурору.

— Товарищи судьи! — сказал прокурор. — Пусть не тревожат вас сомнения, кто именно написал и подписал именем гражданина Корецкого ложный донос министру. Вы сами слышали: это сделал племянник подсудимого Данилина по наущению своего дяди. Злобно, из-за угла наклеветал гражданин Данилин на учителя Шорина и трусливо скрылся за спиной своего друга детства Корецкого. Трусливый клеветник — вот кто этот «дядя»!

— А племянник? Он вызвал здесь смех, но ведь этот тунеядец готов на любое преступление, лишь бы ему посулили деньги!

— И пусть нам не говорят, что в клевету Данилиных никто не поверил, зная добрую репутацию Шорина. Это неверно! «Нет дыма без огня», — так рассуждают многие. И хотя нередко дым бывает именно без огня, рассуждение это так глубоко вошло к нам в кровь и в плоть, что даже такой передовой человек, как директор школы товарищ Гусев, и тот поколебался…

— Вопрос ясен, товарищи судьи. И Данилин, и его жена, послушно распространявшая клеветнические слухи, и их достойный племянник заслуживают возмездия!

Получивший слово адвокат снова не оспаривал лживости отзывов Данилиных. Он пытался лишь расшатать важный устой обвинения, а именно: заведомую лживость. Однако доводы его звучали неубедительно…

Вместо последнего слова Данилин прочитал по бумажке злобный и велеречивый сумбур. Данилина заплакала и сказала, что она тут не при чем, а делала все по указанию мужа.

Суд удалился на совещание, и через час судья зачитал приговор: Данилин и его жена признавались виновными в клевете на Шорина и осуждались по новому уголовному кодексу[2]: первый на шесть месяцев лишения свободы, вторая — к штрафу в 500 рублей. Городскому коммунхозу предлагалось предъявить к гражданину Данилину иск об изъятии домовладения, ввиду прямого и нарочитого его разрушения.

— Я жаловаться буду! — яростно крикнул Данилин.

— Тише! — строго сказал судья и прочитал частное определение: «Явного тунеядца и вора-рецидивиста Дубенкова привлечь к ответственности со взятием под стражу из зала суда».

Двое милиционеров, стоявших у двери, подошли к опешившему «племяннику».

Корзина с сюрпризом

Глава первая

Младшему технику-лейтенанту Славе Казанцеву не повезло. Купаясь поздней осенью в реке, он простудился, долго болел какой-то свирепой ангиной, и в результате у него, по словам врачей, захандрило сердце.

Дважды Славу посылали в Кисловодск. Во второй раз главврач санатория при выписке дал ему запечатанный конверт на имя командования. Когда Слава вернулся, его не допустили к несению службы и вскорости оформили увольнение из армии по болезни.

— Года через два все пройдет, вернетесь к нам! — доброжелательно сказал Славе капитан медицинской службы, увидев, как потемнело лицо молодого человека. Поедете домой, а там будет видно!