«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул

В России этот катрен Вольтера перифразировал Вяземский в «Послании к М.Т. Каченовскому» (1821): «Соревнованья жар источник дел высоких, / Но ревность – яд ума и страсть сердец жестоких»[331].

С другой стороны, некоторые авторы подчеркивали родство зависти и соревнования. На протяжении всего XVIII века во Франции Платону приписывалась апофегма «Зависть – дочь соревнования» («L’envie est la fille de l’émulation»)[332], а в Англии – ее зеркальное отражение «Соревнование – дочь зависти»[333].

Широкой известностью пользовалось рассуждение Бернарда Мандевиля в примечании к «Басне о пчелах» (1714), где он утверждал, что стремление к соревнованию с прославленными людьми у юношей или у художников изначально продиктовано завистью и честолюбием, а не добродетелями, и что зависть – низкая страсть, присущая человеческой натуре вообще, – может при определенных условиях оказать благотворное влияние на развитие талантов и умений[334]. О том, что зависть и соревнование – это по сути дела два вида одной страсти, писал также Поуп во второй эпистоле «Опыта о человеке»:

Envy, to which the ignoble mind’s a slave,
Is emulation in the learned and brave

[Зависть, которая порабощает низкую душу, / У людей образованных и храбрых становится соревнованием][335].

В поздней статье «Зависть» из «Вопросов к энциклопедии» (1770–1772) Вольтер кратко изложил идеи Мандевиля и заключил:

Mandeville a peut-être pris l’émulation pour l’envie; peut-être aussi l’émulation n’est-elle qu’une envie qui se tient dans les bornes de la décence [Мандевиль, возможно, принял соревнование за зависть; может быть также, что соревнование это и есть зависть, остающаяся в рамках приличий][336].

Наконец, друг Вольтера, известный юрист Жозеф Мишель Антуан Серван (Joseph Michel Antoine Servan, 1737–1807) заменил псевдоплатоновскую родительскую метафору на сестринскую, идущую, вероятно, от Гесиода:

Il est bien difficile de ne pas confondre quelquefois l’émulation et l’envie; toutes les deux ont la même origine, le désir de la préférence. Ce sont deux filles d’une même mère, mais d’un caractère bien différent; l’une veut atteindre et surpasser son objet, l’autre ne voudroit que l’annéantir; l’une a la noblesse qu’inspire le sentiment de la force, l’autre la bassesse qui vient de l’impuissance. L’émulation voudroit conserver son rival pour le plaisir de le vaincre, et l’envie voudroit l’assassiner pour faire cesser la douleur de lui être comparé [Иногда бывает довольно трудно не спутать соревнование с завистью: у обоих одно и то же происхождение – желание превосходства. Это две дочки одной матери, но с разными характерами; одна хочет сравняться со своим объектом и превзойти его; другая хотела бы его уничтожить; в одной есть благородство, которое дает ощущение силы; в другой – низость, проистекающая от бессилия. Соревнование хотело бы сохранить своего соперника ради удовольствия победы над ним, а зависть желала бы убить его, дабы избавиться от страданий, причиняемых ей сравнениями с ним][337].

Еще до выхода в свет пятого тома собрания сочинений Сервана, где были впервые напечатаны его максимы, французский лексиколог Пьер-Клод-Виктор Буаст (Pierre-Claude-Victor Boiste, 1765–1824) включил в пятое издание своего словаря похожую апофегму: «Dans les petites ames, l’émulation est sœur de l’envie» («У мелких душ соревнование – сестра зависти»)[338].