«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул

На самом деле о том, что крестоносцы, попавшие на Восток из бедных европейских стран, были поражены «азиатской роскошью» и начали ее перенимать, много писали и до Пушкина. Достаточно широкое хождение, например, получила следующая апофегма аббата Рейналя: «Les Croisades épuisèrent en Asia toute les fureurs de zèle et d’ambition, de guerre et de fanatisme qui circulaient dans les veins des Européens; mais elles rapportèrent en Europe le gout du luxe Asiatique» («Крестовые походы в Азии остудили всю ярость рвения и честолюбия, воинственности и фанатизма, которая пылала в жилах европейцев; но они принесли в Европу вкус к азиатской роскоши»)[355]. Немецкий историк Арнольд Герман Геерен, хорошо известный в России, в своем труде «Опыт исследования последствий крестовых походов для Европы» («Versuch einer Entwickelung der Folgen der Kreuzzüge für Europa», 1808) показал, что благодаря крестовым походам в Европе появилось много новых вещей, которые «обогатили наши мастерские, наши конторы, нашу кухню и наши аптеки». Еще важнее, по его мнению, было то, что предметы восточной роскоши, прежде доступные только монархам и узкому кругу высшей знати, получили распространение во всех слоях общества, вследствие чего «способы одеваться, обставлять жилища и питаться существенно изменились»[356]. На уроках истории в лицее Пушкин мог слышать то, что его учитель И.К. Кайданов вскоре напишет о крестовых походах в своем учебнике:

В сие время свет просвещения сиял в Восточной Империи и Азии. Посему невозможно было, чтоб Крестовые воины, проходя сии страны, не приобрели некоторых познаний. – Возвратясь в Европу, они начали, по мере круга действия своего, распространять новые мнения, мысли, истины, обычаи и выгоды, или удобности общественной жизни. Посему, по окончании Крестовых походов, явилось при Европейских Дворах более против прежнего блеска и великолепия, более пышности в увеселениях, более приятности в обхождении и вообще в гражданском общежитии[357].

Отлично знал он и конкретный пример подобных заимствований, приведенный И.М. Муравьевым-Апостолом в описании Бахчисарайского дворца, которое в сокращении печаталось как приложение к «Бахчисарайскому фонтану». Для защиты от солнечных лучей в одном из залов дворца – писал Муравьев-Апостол – «кроме ставней служат еще и цветные, узорчатые стекла в окнах, любимое рыцарских замков украшение, без сомнения занятое Европейцами от восточных народов, во время крестовых походов»[358].

Крестоносцы, которые привозят в Европу всевозможные предметы «азиатской роскоши», нередко фигурируют в исторических романах пушкинской эпохи. Так, во второй главе «Айвенго» появляется живописная кавалькада рыцаря-тамплиера Бриана де Буагильбера, вернувшегося в Англию из Палестины, – оруженосцы, чья одежда «блистала роскошью»; шелковые наряды слуг-сарацинов, расшитые узорами; сабли и кинжалы тонкой работы с дорогой дамасской насечкой; легкие арабские скакуны. В примечании к этому месту Вальтер Скотт указывает, что рыцари-тамплиеры, «как всем известно, точно копировали роскошества азиатских воинов, с которыми сражались»[359].

Таким образом, «гениальное чутье» в данном случае Пушкину не понадобилось. Он лишь, как всегда, сжато, но элегантно изложил общие места современной ему исторической науки и их популярные романические обработки.

Кто сказал «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя»?

Происхождение известной формулы «Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя» (варианты: «Мы все»; «вышли из-под» «шинели Гоголя»; «гоголевской „Шинели“»; «гоголевской шинели»), которую с самого начала ХХ века обычно приписывают Достоевскому, оживленно обсуждалось в конце 1960-х – начале 1970-х годов. Сначала С.А. Рейсер определил, что впервые формула была употреблена в статье «Ф.М. Достоевский» французского дипломата, переводчика и критика Эжена Мельхиора де Вогюэ (Marie-Eugène-Melchior, vicomte de Vogüé, 1848–1910), который, говоря о теме страдающего маленького человека в «Бедных людях», писал: