«Гибель Запада» и другие мемы. Из истории расхожих идей и словесных формул

Il est vrai, Gogol avait fourni le theme dans sa nouvelle intitulée «Le Manteau». «Nous sommes tous sortis du „Manteau“ de Gogol» disent avec justice les auteurs russes; mais Dostoievsky substituait à l’ironie de son maître une émotion suggestive [Правда, Гоголь задал эту тему в повести, озаглавленной «Шинель». «Мы все вышли из „Шинели“ Гоголя», – справедливо говорят русские писатели; но Достоевский заменил иронию своего учителя на трогающее нас чувство][360].

Он же указал и на первый, весьма нескладный русский перевод этого пассажа:

Правда, повесть Гоголя под заглавием «Шинель» дала уже тему. Русские писатели справедливо говорят, что все они «вышли из „Шинели“ Гоголя», но Достоевский иронию своего учителя заменил невольно вызываемым волнением[361].

Однако проследить дальнейшую историю формулы Рейсеру не удалось. Он упустил из виду статью Вогюэ о Гоголе, опубликованную несколько позже в том же журнале, где формула подана уже не как крылатая фраза, у которой нет автора, а как конкретное высказывание некоего старого русского литератора в разговоре с критиком:

Plus je lis les Russes, plus j’aperçois la vérité du propos que me tenait l’un d’eux, très-mêlé à l’histoire littéraire des quarante dernières années: «Nous sommes tous sortis du Manteau de Gogol». Si vous prenez Dostoievsky, par exemple, la filiation est évidente: le terrible romancier est tout entiere dans son premier livre, les Pauvres Gens, et les Pauvres Gens sont en germe dans le Manteau [Чем больше я читаю русских, тем лучше понимаю, как прав был один из них, тесно связанный с литературной историей последних сорока лет, когда сказал мне: «Мы все вышли из „Шинели“ Гоголя». Если взять, например, Достоевского, то преемственность очевидна: наводящий ужас романист уже весь присутствует в своей первой книге «Бедные люди», а «Бедные люди» в зародыше присутствуют в «Шинели»][362].

Более того, Рейсер не нашел знаменитую фразу и в книге Вогюэ «Русский роман» («Le roman russe», 1886), составленной из опубликованных ранее журнальных статей о русских писателях в новой редакции, хотя эта фраза там имеется. Чтобы избежать дублирования, Вогюэ оставил ее только в главе о Гоголе, отослав читателей за подробностями вперед, к главе о Достоевском («On verra plus loin combien la filiation est évidente chez Dostoievsky»)[363], но Рейсер, не обнаружив формулу на том месте, где она была в журнале, по недосмотру решил, что «Вогюэ твердо отказался от сказанных ранее слов» и изъял их из книги[364].

На недосмотр Рейсера в специальной заметке указали С.Г. Бочаров и Ю.В. Манн, процитировавшие соответствующий фрагмент из «Русского романа» и предположившие, что писателем, «тесно связанным с историей литературы последних сорока лет», все-таки был Достоевский, который вступил в литературу в 1846 году, то есть ровно за сорок лет до выхода книги Вогюэ. Согласно Бочарову и Манну, в «Бедных людях» – в эпизоде чтения Макаром Девушкиным «Шинели» – Достоевский показал, «как он выходит из гоголевской повести. Автор „Бедных людей“ „выходил“ из Гоголя в том смысле, что он продолжал его, развивал открытую им для литературы тему, и в том смысле, что он оспаривал Гоголя, давал его теме другой поворот, говорил свое „новое слово“»[365].