Гибельный огонь

Рядовые переглянулись, но их командир не казался сердитым, только… странным. Слоун поднял двадцатиунциевый блок пластиковой взрывчатки С-4. По груди водителя и пивному животу катился пот. На нем не было рубашки, поскольку радиоприборы обогревали командную машину даже в относительной прохладе вьетнамской ночи. — Вы возьмите немного С-4, сэр, — сказал Слоун. Его волосатый большой указательный палец отковырял кусок белой взрывчатки размером с желудь. Еще один кусок уже был удален. — Чтобы заставить его взорваться, нужен удар. Если вы просто прикоснетесь к нему спичкой на открытом месте, он просто сгорит. Как это.

Слоун передал шарик Шейдину, который стоял с ошеломленным выражением лица. С-4 имел консистенцию нуги, но был гораздо плотнее. — Но мы должны проветрить это место, — продолжал водитель. — Эти испарения никому не приносят особой пользы.

— Но как вам удалось сделать эту штуку похожим на женщину? — требовательно спросил Шейдин.— Я видел ее прямо там, ее лицо, ее глаза… и она говорила…—

Ивенс протянул руку мимо лейтенанта и взмахнул занавеской из плащ-накидки, чтобы развеять рассеивающиеся завитки дыма. — С-4 дает неплохое пламя, — сказал коренастый медик, — но вы, же не хотите, чтобы это вещество попало в ваш организм. Раньше у нас был талисман — маленький щенок. Он съел часть блока С-4 и совершенно свихнулся. У него были видения. Он забивался в угол, огрызался и лаял, будто за ним гнался медведь… В середине того же дня он выскочил на насыпь, тявкая, чтобы побить Ад. Больше мы его никогда не видели.

Медик отвел взгляд от своего командира и добавил: — Не думаю, что вам следует вдыхать этот дым. Трудно сказать, что это может заставить вас увидеть. Не думайте, что я хочу сжечь еще один С-4, даже если он действительно создает самые проклятые тени, которые я когда-либо надеялся увидеть.

Лейтенант открыл, было, рот, чтобы возразить, настаивая на том, что он видел эту картину в тот самый миг, когда отодвинул занавеску, но уловил выражение лиц своих людей. Его мозг, казалось, снова работал нормально. — Вы, ребята, только что видели… огонь?

— Это все, что можно было увидеть, — ответил Ивенс. — Слушайте, уже поздно, я лучше пойду, и лягу в постель. Слоун кивнул, бросая ему часть блока взрывчатки. Медик протиснулся мимо Шейдина в отсек и в тихую ночь за ним.

— Пора проверить охрану, — неловко сказал Слоун и снова уселся перед микрофоном. Один за другим грузный мужчина начал вызывать машины, расположенные вокруг круглой насыпи. Транспортеры ответили тихими отрицательными сообщениями, которые показывали, что кто-то проснулся в каждой башне. Оператор связи даже не взглянул на своего командира, но когда Шейдин вышел из отсека и отвернулся, он услышал шорох. Слоун натянул плащ-накидку плотнее.

Шейдин присел на край своей койки, уставившись на кусочек взрывчатки. Вместо этого он увидел девушку, мельком увиденную им в пламени костра. Она танцевала всем своим телом, извиваясь, как танцовщица живота, когда ее груди вздымались в просветах огня. Шейдин не мог ошибиться, девушка была такой же реальной, как и та камбоджийская девушка, которую он сжег. И выражение лица этой девушки было таким же живым, ее огненно-яркие глаза сверкали высокомерным требованием. О чем же плакала эта камбоджийская девушка? Но ее глаза потускнели от липкого напалма…

Гранула С-4 попала в фокус, когда пальцы Шейдина повернули ее. Ну ладно, есть простой способ проверить, не подшутил ли над ним его разум.

Шейдин положил шарик взрывчатки на крышу контейнера, запечатанного стального ящика с боеприпасами, который люди в бронетанковых частях оценивали, как обычный багаж. С-4 горел при температуре более 1000 градусов, вспомнил лейтенант, но он горел достаточно быстро, чтобы мог опалить только краску. Пламя зажигалки Шейдина отскочило от белого шарика и нагрело корпус в его руке. Затем сквозь желтую вспышку керосина промелькнула крошечная искра и оранжевое мерцание. Шейдин отдернул зажигалку и закрыл ее. Из пластиковой бомбочки вырвался огонь. Его шипение наполнило палатку точно так же, как рев приближающейся ракеты наполняет лагерь.

И танцовщица снова была там.

Инженерный взвод запустил генератор, который питал освещение по всей базе огневой поддержки через импровизированные линии из телефонных проводов. Левой рукой, не глядя, Шейдин отдернул провод от лампочки в своем жилище. Потрескивающий огонь ярко вспыхнул в темноте, и в нем черты лица девушки были резкими, как камея, вырезанная в красноватом камне. Но губы шевельнулись, и танцовщица крикнула Шейдину сквозь шум огня: — Viens ici! Viens a Marie! Шейдин изучал французский язык еще на первом курсе богословской школы, и этого было достаточно, чтобы понять, что ее интонации не совсем соответствуют современному французскому языку; но было ясно, что танцовщица зовет его к себе. Его тело напряглось от невозможного желания повиноваться. Пот покрыл все его напряженные мускулы.