Гибельный огонь

Знание Германа было столь же велико, как и его безрассудство в использовании этого для того, чтобы сделать то, что, как говорилось в его сне, не могло быть сделано: сокрушить Лукку до такой степени, что он должен признать его господство и власть. И тут Герман неправильно понял то, что было задумано, но было уже слишком поздно, и его судьба приближалась к нему.

Он взял большой дымчатый гранат и подвесил его на серебряной проволоке к потолку. Затем он достал из шкафа крошечную коробочку с оранжевыми кристаллами и флакончик с темно-синей жидкостью. Он открыл коробочку и поставил ее под камень. Затем, хотя ему и не нужно было этого делать, Герман сорвал завесу между собой и Луккой. Красный глаз уставился на него, и гранат сверкнул в ответ. Герман откупорил склянку и начал нараспев произносить соответствующие слова. На двадцать первом слоге он опрокинул жидкость в коробку и отступил назад, когда змея дыма взметнулась вверх, чтобы схватить гранат.

Несмотря на всю мощь Лукки, он был пойман в ловушку, оказавшись за пределами инстинкта самосохранения, потому что камень был мертв, а дым, который шипел вокруг него, был ужасно живым. Психическое воздействие на гранат омыло лицо Лукки до ледяного серого цвета, остекленело пламя единственного глаза и превратило мерцание душ в мутную дрожь. Минута, другая — и Лукка заговорил.

Это был звук без земного аналога, но Герман услышал его и в последний миг понял свою ошибку. Затем море и скалы вскипели вместе, когда повелитель Лукки пришел освободить своего вассала.

Танцовщица в огне

Большую часть 1970 года я провел в качестве дознавателя в 11-м бронетанковом кавалерийском полку. Этот опыт изменил мою жизнь во многих отношениях, и лишь некоторые из них были хорошими.

Большинство же изменений были не очень хорошими. Когда я слышу, как люди цитируют Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее», я всегда думаю, — да, но сильнее чего? Не сильнее человеческого существа, в этом я уверен.

Я не думаю, что мне когда-либо приходило в голову послать «Танцовщицу в огне» куда-нибудь, кроме Стю Шиффа. Журналам фэнтези или фантастики потребовалось бы шесть месяцев или больше, чтобы ответить, и я предположил, что ответ будет отказом.

Теперь я уже не так уверен. Меня удивляет, что многие люди с литературным прошлым восхваляют эту историю как исследование психоза, тогда как я думал, что это просто фантастика о Вьетнаме.

Для меня Вьетнам — это психоз. Как бы мне хотелось, чтобы это была всего лишь фантастика.

Положение персонажа — офицер. А я — нет. Изображенные обстановка, инциденты и отношения — все это было реально. Если вы спросите вьетнамцев, какая самая популярная песня в стране, они все скажут вам: «Мы должны выбраться из этого места».

Это не та история, которая мне очень нравится. Одна из причин заключается в том, что мне не очень нравится человек, который жил в том окружении, о котором я здесь пишу. Хотя, мы застряли там друг с другом с 1970 года.

Пламя, вырывавшееся из пепельницы, было оранжевым, облизывающим глазные яблоки. На мгновение лейтенанту Шейдину показалось, что в них пляшет образ девушки, которую он заживо сжег в Камбодже полгода назад. Но нет, не совсем так, хотя другое лицо тоже было галльским.

Двое рядовых обернулись на звук того, как офицер откинул занавеску из плащ-накидки, отделявшую его жилище от заднего отсека командного транспортера. В правую стенку машины над узким прилавком были встроены радиоприборы. На прилавке лежали планшет связи и дешевая стеклянная пепельница, полная пламени. Люди внутри — Скип Слоун, который управлял командным транспортером и теперь отвечал за помещение, и медик Ивенс — наблюдали за огнем, когда Шейдин заглянул внутрь. Именно к этому десятидюймовому пламени и были прикованы глаза лейтенанта.

Он уставился на ее икры и вверх по выпуклости бедер, которые поднимались к талии, которая тянулась к нему. Затем она посмотрела прямо на Шейдина и поджала губы, чтобы позвать его. Над изображением повисли черные струйки дыма — это были ее волосы. Внезапно пламя превратилось в дрожащую иглу и погасло. Отсек был освещен только приборными шкалами, совершенно темными после оранжевого сияния. Воздух стал резким от остатков пламени, но от этого у Шейдина еще больше сжалась грудь. Он вспомнил, что выкрикнул какую-то шутку, когда дотронулся до спускового крючка огнемета и послал петлю напалма в окно казармы, которую они должны были уничтожить. Камбоджийская девушка, должно быть, пряталась в соломе или среди мешков с рисом. Она вся горела, когда выскочила на открытое место, крича и извиваясь, как дервиш, пока не умерла. Но это крошечное изображение не кричало, оно действительно говорило. Оно/она сказала: — Как ты это сделал? Шейдин ахнул, и чуть не задохнулся.