Гиблая трясина

– У меня, кажется, только голова. Трудно определить, когда тебя всю обмотали, как индейку, – хоть сейчас в духовку! – Лиз пыталась шутить, однако она сильно переживала сейчас за Джемму. Сломанные ребра могут повредить легкие.

– Тебя он тоже этой треклятой лентой обмотал?

Джемма закашлялась и тут же вскрикнула от боли. Лишь через несколько мгновений с трудом выдохнула:

– Да. Запястья.

Лиз сразу же пришла к решению.

– Можешь подобраться ко мне поближе? Только смотри, чтобы себе не повредить.

Последовало несколько минут болезненных стонов, и наконец Джемма опустилась на пол рядом с ней.

– Что будем делать, сержант?

– Он забрал у тебя рацию? Телефон, фонарик?

– Забрал пояс вместе со всем, что на нем висело. До кармана, где был телефон, мне не дотянуться. Впрочем, похоже, его и нету.

– Да, иного, пожалуй, и ожидать не стоило. Хорошо, можешь лечь так, чтобы твои руки оказались рядом с моими? Вдруг у меня получится размотать ленту. Тогда ты потом меня развяжешь. И извини, – добавила Лиз, – что приходится это говорить, но попробуй-ка поторопиться. Лучше отсюда убраться до того момента, когда он придет нас проведать.

Даже нащупать конец ленты в темноте склада было чертовски сложной задачей, а уж размотать ее, когда у тебя самой руки связаны, – попросту невозможной. Лиз чуть не расплакалась от бессилия.

– Черт! Черт! Чертова сраная хренова лента! Тебе не больно?

– Да плевать! Вы, главное, разматывайте. У меня нет никакого желания снова видеть говнюка.

Лиз сломала уже несколько ногтей, ее пальцы постепенно покрыл толстый слой клея, так что работать стало еще сложней.

– Обожди, Джем, перерывчик. Если бы хоть видеть, что делаешь…

– Т-с-с! Лиз, вы слышите?

Где-то неподалеку плакал ребенок. Не просто плакал – подвывал, словно раненое животное.

– Господи! Прямо в дрожь бросает. Как вы думаете, это Райан? – прошептала Джемма.

– А кто еще? Если только убийца очередного не похитил.

– Господи, пусть уж Райан. Значит, он еще жив. Но, чтобы ему помочь, нам нужно самим освободиться…

Лиз не успела ответить, послышался еще один звук – отпираемого замка и отодвигаемого засова. Ее бросило в дрожь. Дверь со скрипом отворилась. В проеме темнел силуэт.

– Добрый вечер, дорогие дамы. Рад с вами познакомиться. Меня зовут Тед.

* * *

Хэйнс понятия не имела, сколько времени прошло. Свет в вонючую тюрьму уже не просачивался. Бетонный пол был холодным как лед. Зубы безостановочно стучали, в голове пульсировала боль. Впрочем, боль, по крайней мере, была физической мукой, чем-то таким, с чем можно бороться, что можно попытаться превозмочь. Напротив, сознание страдало от намного более тяжкой травмы.

Еще утром Лиз полагала, что угодила в трудную ситуацию, поскольку никак не могла разобраться с двумя важными для себя мужчинами… Из пересохшей глотки вырвалось нечто, напоминающее безумный хохот. Если бы она только знала тогда, что ждет ее вечером!

Хотя силы после бесчисленных попыток освободиться были на исходе, сдаваться она не собиралась. Поскольку об альтернативе даже думать не хотелось. Если бы только удалось подняться на ноги, внутри строения может найтись что-нибудь достаточное острое для того, чтобы разрезать ленту.

В отчаянии Лиз раскачивалась из стороны в сторону, потом, собрав волю в кулак, перевернулась на бок. Голову пронзила жуткая боль, такая сильная, что начались рвотные позывы, и пришлось какое-то время пролежать неподвижно, чтобы их переждать. Замысел состоял в том, чтобы подтянуть плотно спеленатые ноги поближе к рукам. Если удастся избавиться хотя бы от этих пут, получится встать.

Казалось, на попытки ушла целая вечность. В конце концов она распрямилась и всхлипнула. Все напрасно. Сейчас ей хотелось лишь одного – чтобы Мэтт их нашел, однако не было ни малейшей возможности хоть как-то намекнуть ему, где они находятся. А времени оставалось все меньше.

Словно в ответ на эту мысль раздался крик – долгий, исполненный муки. Стены импровизированной тюремной камеры заглушали внешние звуки, и все равно в жилах застыла кровь. Отдавшись эхом у нее в ушах, крик затих – чтобы повториться еще раз, и еще.

Кричал не ребенок. Лиз точно знала, кому сейчас больно.

– Джемма! Зачем было геройствовать, дурочка ты эдакая! – воскликнула она в сердцах и тут же добавила совсем тихо, почти шепотом: – Прости меня, это я во всем виновата.

Заглушить крики было невозможно; беспомощная Хэйнс лежала в одиночестве в складском помещении и плакала.

* * *

Редпат вернулся в участок. В приемной его дожидался Джейсон.

– Простите, сэр, что даже пальто вам снять не даю, но мне срочно нужно кое-что с вами согласовать.

Суперинтенданта захлестнула волна раздражения. Первым делом он обязан поговорить с Мэттом.

– Десять минут, инспектор, и я в вашем распоряжении. Сейчас мне нужен ваш начальник.

– Он занят, сэр, – в одной из допросных.

– Кто у него там?

– Его приятель Эди Кларксон. Он был здесь раньше, потом ушел, а сейчас опять вернулся. Старший инспектор попросил дать им возможность побеседовать наедине. Сказал, что должен перепоручить мистеру Кларксону какие-то свои личные заботы.