Гиганты

Хаким смотрит на меня сквозь объем монитора, и его лицо мерцает светом сотен видеопотоков обзорных камер.

— Что-то не так. Мы должны были уже пройти.

Он повторяет это весь последний час.

— Вариативные отклонения неизбежны, — напоминаю я ему. — Модель…

— Модель, — он выдавливает короткий горький смешок, — которая основывается на всех этих зеттабайтах данных, что мы собрали во все те другие разы, что мы ловили попутку, чтобы пролететь через красный гигант. Модель ни черта не стоит. Одна-единственная вариация магнитного поля – и мы уже летим вниз вместо того, чтобы лететь наружу.

— Мы всё ещё здесь.

— В этом-то и проблема.

— Снаружи все еще темно, – говорю я, имея в виду, что атмосфера всё еще достаточно плотная, чтобы не пропускать ослепляюще яркий свет внутренностей Суртра.

— Темнее всего – перед рассветом, — говорит Хаким мрачно, показывая на то самое светлое пятно в инфракрасном обзоре верхней полусферы.

Шимп все еще не может объяснить, что это такое, несмотря на то, что запихивает в свои уравнения все доступные потоки данных в реальном времени. Все, что мы про это знаем – оно стоит точно на нашем векторе смещения и становится всё горячее. Или ближе. Сложно сказать – сенсоры не дают точных данных на этой дистанции, а высунуть голову из облаков, чтобы посмотреть получше, мы не можем.

Чтобы это ни было, Шимп не считает, что нам стоит об этом беспокоиться. Он говорит, что мы почти прошли.

* * *

Шторм уже не замерзает, сталкиваясь с нами. Он шипит и плюется, мгновенно превращаясь в пар. Непрекращающийся стробоскоп молний подсвечивает небо, и возвышающиеся монстры из метана и ацетилена движутся набором стоп-кадров.

Так мог бы выглядеть разум Бога. Если бы Он был эпилептиком.

Иногда мы оказываемся на пути божественного синапса прямо во время разряда: миллион вольт ударяет нам в корпус, и очередной кусок базальта осыпается окалиной. Или «Эри» слепнет на еще один глаз. Я уже потерял счёт выжженным камерам, антеннам и тарелкам радаров. Я просто мысленно добавляю их к списку потерь, наблюдая, как еще одно окно вспыхивает и гаснет на мозаике экрана.

Хаким так не делает:

— Проиграй еще раз, — говорит он Шимпу, — вот тот видеопоток. Прямо перед тем, как он выгорел.

Последние моменты жизни последней жертвы: покрытая кратерами поверхность «Эри», вкрапления каких-то полузахороненных механизмов. Молния вспыхивает в левой части экрана и бьет в ребро радиатора охлаждения на полпути к горизонту. Вспышка. Банальная и уже до боли знакомая фраза:

Сигнал потерян

— Еще раз, — говорит Хаким, — проиграй момент разряда на средней дистанции. Приблизь и останови.

Три молнии, пойманные на месте преступления – теперь и я вижу то, что заметил Хаким. С ними что-то не так. Они менее… случайные, чем фрактальная структура обычных молний. Цвет тоже отличается:  смещен в синеву. И еще они меньше. Молнии вдали массивны. А здесь дуги изгибающихся вдоль поверхности разрядов не намного толще моей руки.

И они сходятся к какому-то более яркому объекту практически вне поля зрения камеры.

— Какой-то статический разряд? — предполагаю я.

— Да? И где ты видел такой статический разряд?

Я не вижу ничего подобного в текущей мозаике экранов, но мониторы мостика показывают ограниченное число окон, а у нас всё еще есть тысячи наблюдательных камер на поверхности. Даже мой линк не способен выдержать такого количества потоков одновременно:

— Шимп, есть ли еще подобные явления на поверхности.

— Да, — отвечает Шимп, подсвечивая один из дисплеев.

Яркие сети роятся над камнем и сталью. Целые батальоны шаровых молний идут на ломаных ходулях электрических разрядов. Нечто, похожее на плоскую мерцающую плазму, скользит вдоль поверхности «Эри» подобно морскому скату.

— Чееерт, — шипит Хаким, — а это-то здесь откуда?

Наш фасетчатый глаз теряет еще одну ячейку.

— Они намеренно выбивают нам сенсоры, — лицо Хакима становится пепельно-серым.

— «Они?» Может быть это всё-таки просто разряды, проходящие через структуру металла?

— Они ослепляют нас. Господи же ты сраный, вот не могли мы просто застрять внутри звезды? Нам обязательно нужно было добавить немного враждебных пришельцев для полноты картины.

Я бросаю взгляд на потолочную камеру:

— Шимп, что они такое?

— Я не знаю. Возможно – огни святого Эльма или активная плазма. Также нельзя исключать вероятность мазерных эффектов, хотя я и не регистрирую достаточного уровня микроволнового излучения.

Еще одна камера выходит из строя.

— Пауки-молнии... — нервно хихикает Хаким.

— Интересно, а они – живые?

— В органическом смысле – нет, — отвечает Шимп, — и я не уверен, что они попадают под определение живого, основываясь на ограничениях энтропии.

Классическая морфология бесполезна. Эти отростки – это не ноги, это… что-то вроде скоротечных дуговых разрядов. Форма тела (если термин «тело» тут вообще применим) опциональна и переменчива. Коронарные разряды собираются в искрящиеся шары. Шары отращивают дугообразные конечности или просто уносятся в шторм со скоростью в два раза выше звуковой.