Особенно это касалось приключенческих романов – его любимого жанра с детства. Дочитывать их до последней страницы было совершенно невыносимо. В подавляющем большинстве таких книг главные герои счастливо доживали до конца и не получали увечий, даже если в середине текста оказывались на утлом суденышке посреди океана в шторм, если их проглатывал кит, если они падали с неба в корзине пробитого воздушного шара… Виктор больше не мог за них переживать и волноваться. Глупо сочувствовать персонажу, разлученному с возлюбленной или возлюбленным, когда имя страдальца вынесено на обложку.
Аналогично все полотно детектива девальвируется, как только в коде романа гениальный сыщик открывает-таки имя вора, убийцы или фальсификатора. Даже если сам Виктор подозревал другого персонажа – хотя в действительности ошибался он редко, – детективный сюжет теряет всякий смысл с исчезновением загадки. А если смысл не переживает окончания книги, то зачем было ее читать?
Это парадоксально, но человек, нечасто выходивший из дома и почти не общавшийся с людьми, узнал из книг практически все, что могло случиться под солнцем или под луной. А на самом деле он ведал гораздо больше, а именно – все, что под светилами можно было придумать и вообразить! Под силу ли было кому-то его удивить? Вряд ли.
Читателя более не интересовали события, происходящие с живыми существами, как вымышленными, так и реальными. На передний план выходили инциденты, происходящие с событиями. Его занимали не сюжеты, не идеи, не стили, но хроники сюжетов, летописи идей, метаморфозы стилей. Не конкретные романы, а история литератур.
Новые интересы влекли освоение на порядок большего корпуса текстов. Сами произведения уже совсем не вызывали никакого читательского энтузиазма, а природное нетерпение требовало, чтобы знание о них оказалось доступно Виктору как можно скорее. Немедленно! Он попросту не успевал перелистывать страницы с такой скоростью и тогда открыл для себя радость чтения в кратком изложении.
Многие считали и считают обращение к подобным текстам признаком духовной деградации. Бытует даже анекдот: юноша, который любил читать такие книги, родился, женился и умер. Однако Виктор не видел здесь большой проблемы. Он рассуждал так: что остается в сознании человека после прочтения, например, романа? Не что иное, как его краткое изложение – целиком он не хранится. Иными словами, ему предстоит работать с готовыми отпечатками книг в памяти. Обычно для того, чтобы оставить в сознании такой «след», необходимо прочитать текст целиком. Но что же запомнится после прочтения лишь отпечатка? Отпечаток отпечатка?
Вдобавок те «следы», с которыми Виктор знакомился, принадлежали не ему, а каким-то другим людям. Наверняка его развитый и искушенный разум сохранил бы иные эпизоды, добавил бы какие-то оценочные суждения, да и вообще текст запечатлелся бы в бо́льших подробностях. Итак, краткие изложения – это беглые отпечатки из чужого сознания. Но тут уж ничего не поделаешь. Виктор рассудил, что для его целей лучше так «прочитать» сто книг, чем пять в полном варианте.
Он вновь испытывал головокружительный восторг, как в детстве, когда впервые наблюдал за Д’Артаньяном и Пятницей. Читателя пьянило, что мировая литература перед ним была будто на ладони. За один день он мог поглотить все крупные произведения целого географического региона или исторического периода. Роль и место персонажей в его сознании теперь занимали авторы, их группы или целые литературные школы. Обстоятельствами судьбы этих героев становились типологии сюжетов. Событиями – кризисы разной природы и транснациональные влияния.
Воронка затягивала Виктора все глубже и глубже. Даже краткие изложения вскоре пришлось читать скорочтением, поскольку все-таки они были неразрывно связаны с постылыми сюжетами, и это тяготило чем дальше, тем больше. В какой-то момент он оказался на грани того, чтобы прекратить читать вовсе. Но ведь на свете были еще книги, которые, таинственным образом манили к себе. Это – книги, о которых Виктор слышал, но не касался руками, не скользил по страницам взглядом. Он был обречен на разочарование, когда откроет их, но как преодолеть притяжение неизвестных текстов?
Вот оно! Теперь он понял, что неудовлетворенное предвкушение чтения, питаемое статьями об особенностях и значении произведений, новый предмет его истинной страсти. Его фантазия создавала куда более красочные, яркие, совершенные и в то же время абстрактные образы книг, которые во всем превосходили впечатления от последующего прочтения. Виктор десятки раз убедился в этом, прежде чем отказаться от художественных текстов навсегда. Он принялся читать не сами романы и не их краткие изложения, а многочисленные хрестоматии по истории литератур, и на этом, пожалуй, нам стоит прерваться, пока они еще не перестали его удивлять.
Предатель великого дела