Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Уэллес знал Берлин в его предыдущую эпоху. Прибыв в город 1 марта, он немедленно смог познакомиться с новым Берлином, пока ехал от вокзала Фридрихштрассе к отелю «Адлон». На Унтер-ден-Линден, самом известном бульваре Берлина, стояла вооруженная охрана, присматривавшая за польскими военнопленными, подметавшими снег на улицах. В тот же день он встретился с министром иностранных дел фон Риббентропом, которого сопровождал Александр Кирк. Поверенный в делах был до того отрезан от контактов такого уровня, поскольку нацистский режим был крайне недоволен тем, что Рузвельт после Хрустальной ночи отозвал обратно в Вашингтон посла Уилсона, так что Кирк был рад теперь представившейся возможности. Но встреча принесла лишь разочарование. Уэллес три часа мучался, выслушивая, по его собственному выражению, «помпезные глупости» и «удивительную смесь ошибок и намеренной лжи». Министр иностранных дел, как он писал, «был крайне глуп». Поскольку ему не хотелось делать ничего, что могло бы поставить под угрозу его встречу с Гитлером на следующий день, посол из Вашингтона отвечал на пропагандистский монолог Риббентропа максимально осторожно. На следующий день в 11 утра Уэллеса провели в новую канцелярию Гитлера, «чудовищное здание», которое он сравнивал по создаваемому ощущению с современным заводом. Гитлер встретил его очень любезно, но официально, и Уэллеса поразило, что тот выше ростом, чем посол ожидал. «В реальной жизни он вообще не похож на то смешное существо, которое можно увидеть на фотографиях, – отмечал Уэллес. – Он полон достоинства и когда говорит, и когда двигается».

На Уэллеса произвел впечатление контраст между Гитлером реальным и многочисленными западными карикатурами на него: безусловно, «в отличной физической форме» – это не те слова, которые употребляли его помощники. Но все равно американский дипломат очень аналитически относился ко всему, что было сказано. Фюрер утверждал, что стремится к миру с Англией и что распространит власть Германии только там, где это необходимо.

– Я не хочу этой войны, – настаивал он. – Меня к ней принудили помимо моего желания. Для меня это просто трата времени. Я мог бы провести жизнь строя, а не разрушая.

Как нетрудно догадаться, эти заявления сопровождались новыми угрозами. Гитлер предупреждал, чтобы иностранцы не пытались проводить различия между нацистами и немецким народом, настаивая, что «все немцы его поддерживают». Далее он добавил:

– Я не вижу надежды ни на какой долгосрочный мир, пока у Англии и Франции не будет уничтожено их желание уничтожить Германию. И я не вижу ни одного способа уничтожить это желание, кроме как добившись полной победы Германии.

Гитлер завелся и снова стал говорить, что хочет лишь «долгосрочного мира». Но вся эта речь произвела на его гостя совершенно противоположное впечатление. «Я помню, как, садясь в машину, думал, что все уже ясно и совершенно безнадежно. Решение давно принято, – вспоминал Уэллес. – Максимум, на что я мог надеяться, это отсрочка, пусть хотя бы маленькая».

Часть американцев все еще отказывалась признавать происходящее. В частности, Джеймс Д. Муни, президент корпорации General Motors Overseas, надеялся, что удастся-таки предотвратить более масштабную войну. В октябре 1939 г. Отто Дитрих, пресс-секретарь Гитлера, попросил главу корреспондентского пункта Associated Press Лохнера помочь ему организовать встречу с Муни, который курировал все заводы General Motors в Германии и других местах мира. Целью разговора, как он объяснил, было узнать, могут ли США помочь погасить конфликт между Германией и Англией с Францией. Второй целью, как нетрудно догадаться, было удержать Америку от вступления в войну. Лохнер, ставший большим сторонником мира во время Первой мировой войны, согласился это сделать – хотя и выразил удивление, что Дитрих обратился именно к нему, ведь тот был вполне знаком «с моими бескомпромиссными взглядами на нацистов».

19 октября Муни встретился с Герингом, который представил свое видение возможного соглашения между Германией и США, Британией и Францией. В Париже Муни доложил о своей беседе американскому послу Уильяму Буллитту, которому не нравилась сама идея того, что Муни лезет в подобные переговоры и ищет решения. Рузвельт встретился с Муни в Белом доме 2 декабря, и бизнесмен счел эту готовность президента выслушать его неофициальным сигналом продолжать попытки.