Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Армстронга позабавили моралистские рассуждения о капитализме со стороны человека, который обеспечил Гитлеру поддержку капиталистов, но показывать своего настроения он не собирался. Его целью было добиться помощи банкира в том, чтобы организовать интервью с Гитлером. Если для этого требовалось подыграть «непомерному тщеславию» Шахта, то почему бы и нет.

Тактика сработала. 27 апреля, через неделю после прибытия Армстронга в Берлин, в отель «Адлон» приехал Путци Ганфштенгль, чтобы отвести его на интервью. Армстронг с изумлением увидел на Путци новую нацистскую униформу, ту самую, в которой тот появится позже вечером на обеде у Лохнеров. Как вспоминал Армстронг, в этом странном костюме «все не сочеталось»: китель, рубашка, штаны – все было разных оттенков коричневого – «оливковый серый», «желтовато-коричневый» и «довольно мерзкий зеленовато-коричневый».

– Путци, никогда раньше не видел тебя в форме! Как ты эффектно выглядишь! – воскликнул Армстронг.

Ганфштенгль принял комплимент абсолютно серьезно:

– Отлично вышло, верно? – ответил он. – Не говори никому, но это британский костюм. Разница сразу заметна.

Когда гостя провели в кабинет Гитлера в рейхсканцелярии, где все еще стояли преподнесенные ко дню рождения цветы, немецкий лидер приветствовал его рукопожатием и посадил за столик. В присутствии Ганфштенгля и еще одного помощника Гитлер быстро перешел к монологу о том, как он стремится к миру. «Внешне он не представлял собой ничего особенного», – вспоминал Армстронг, отметив лишь крупный нос и морщинки вокруг глаз собеседника. Но если по морщинкам пытаться предполагать, что собеседник окажется любопытным, то можно сильно ошибиться. «Хотя я прибыл с Запада, где его политика вызывала резкий антагонизм, – писал Армстронг, – он не задал мне ни одного вопроса и ничем не показал, что его вообще интересует мнение остального мира о нем лично или о ситуации в его стране». Когда Гитлер говорил, он не смотрел на Армстронга, а глядел «куда-то вверх и вдаль, словно общался прямо с Богом».

Гитлеровская презентация мирных намерений Германии быстро превратилась в его стандартную речь против условий Версальского договора и «невозможной и недопустимой» границы с Польшей. Восточного соседа он изображал монстром, нависающим над Германией.

– У Польши в зубах нож, – сказал он и для пущего эффекта оскалил сжатые зубы сам. – Она смотрит на нас с угрозой.

Германию вынудили разоружиться, и она окружена опасными соседями, настаивал Гитлер. В армиях Франции, Польши, Чехословакии и Бельгии приходится по пятьдесят солдат на одного германского, и это означает, что если начнутся снова какие-то военные действия, то только по вине соседей. Как вспоминал Армстронг, выбившийся локон Гитлера угрожающе нависал у него над глазом, пока он жестко повторял логичные и неопровержимые, с его точки зрения, аргументы: «Говорить обратное – это все равно, что обвинять беззубого кролика в нападении на тигра».

Гитлер не видел противоречий между нападками на Польшу – самую антибольшевистскую страну в регионе, воевавшую с Россией в 1920 г., – и своим тезисом, что ключевые страны мира должны объединиться для защиты от большевистской угрозы.

– Сегодня мы вооружены копьями, луками со стрелами и мечами, – продолжал он. – Опасны ли мы для мира во всем мире? Или же опасность представляют огромные армии Польши? Единственный шанс исправить положение, – настаивал он, – это вновь вооружить Германию. Больше ждать нельзя. Условием sine qua non для любого соглашения, в которое имеет смысл вступать Германии, – это как минимум паритет в вооружениях».

В редкие моменты, когда Гитлер делал паузы в монологе, Армстронг пытался задавать какие-то свои вопросы, но германский лидер не пытался даже вступить в диалог. Потом, когда Гитлер уже провожал его к двери, Армстронг колко пошутил, поблагодарив за то, что обращался в этот раз Гитлер лично к нему, а не к миллионам немцев, как обычно. Гитлер совершенно не заметил иронии и заявил, что очень доволен их «содержательной беседой».

На обратном пути в «Адлон» Ганфштенгль в разговоре был уклончив и заметил, что Гитлер проявил необычную для беседы с иностранцем открытость.

– Видите, как он был дружелюбен? – спросил он риторически. Кроме того, добавил он, Гитлер проводил гостя до двери, а этого он обычно не делает.

Однако Армстронг не чувствовал в этой новой Германии никакого дружелюбия: все было совсем не так, как в стране, которую он посетил в 1920-х. Вернувшись в Нью-Йорк, он быстро написал небольшую книгу с названием Hitler’s Reich: The First Phase («Правление Гитлера: первая фаза»), которую и опубликовал в июле 1933 г. Начиналась она с драматичного – и потрясающе точного – описания чудовищного превращения, случившегося со страной.