Всех, кто не принимал власти Гитлера и не проявлял полную лояльность ему и его движению, не просто устраняли. «Все ведут себя так, словно этого человека никогда не было. Имя не упоминается, даже с презрением. Если кто-то спрашивает про этого человека. дается уклончивый ответ: “Ах да, этот… он вообще жив еще? Может быть, он за границей? Или в доме престарелых?” Это касается не только евреев и коммунистов, которые бежали или попали за колючую проволоку концентрационных лагерей “для их собственной безопасности”…» После этого он упомянул несколько бывших государственных чиновников уровня страны, округа или города, которые также оказались среди преследуемых, изгнанных или сломленных. «Людей, четырнадцать лет руководивших Германией, просто смели и выкинули, в том числе из памяти и из истории (в полном соответствии с программой доктора Геббельса, министра пропаганды)».
Армстронг точно передал стратегию нацистов, воскресивших «тевтонский мистицизм» и понятие «немецкого сверхчеловека», но которым пришлось как-то объяснять, почему сверхчеловек был побежден в предыдущей войне. «Или он не сверхчеловек, или у него есть алиби, – писал он. – И этим алиби стали евреи, названные предателями на своей территории».
Хотя Армстронг в своей книге дал очень наглядный портрет современной ему Германии, в конце книги он задается вопросом, не попытается ли Гитлер, «дав немецкому духу шанс выплеснуть негодование, ненависть и зависть», проложить более умеренный курс для страны, подобно своим предшественникам, пытавшимся справляться с бедами государства медленно и терпеливо. «Первая фаза революции закончена, – делает он вывод. – Но мы не можем сделать вид, что реальные свидетельства позволяют перестать бояться или что у нас уже есть четкие ответы на наши вопросы».
Армстронг не хотел впадать в полный пессимизм – о чем впоследствии несколько сожалел в своих мемуарах, поскольку практически все его пессимистичные прогнозы впоследствии полностью оправдались.
Однако главная мысль его небольшого труда была ясна: есть очень серьезные причины бояться гитлеровской Германии, и все, преуменьшающие эту опасность, заблуждаются.
В начале 1933 г., вскоре после прихода Гитлера к власти, на мировой сцене появился еще один лидер: Франклин Делано Рузвельт. Он пришел к власти в середине Великой депрессии, так что неудивительно, что он был полностью занят внутренними проблемами страны. Он произносил свою инаугурационную речь 4 марта 1933 г., в тот же день, когда нацисты получили большинство мест в рейхстаге. В этой речи он сосредоточился на необходимости национального возрождения и лишь кратко упомянул «мировую политику», в которой он отдавал США роль «доброго соседа».
Но Рузвельту надо было срочно решать, кого прислать на замену Сэкетту, послу Герберта Гувера в Германии, чьи полномочия истекали в конце марта. Несмотря на отвлекающие внутренние расклады, Рузвельт понимал, что пост этот чрезвычайно важен и что поставить на него надо человека, способного сыграть там конструктивную роль. Сперва он предложил эту работу Джеймсу М. Коксу, который в 1920 г. был кандидатом в президенты от демократической партии и был давним коллегой Рузвельта в работе. «Я в данный момент считаю Берлин особенно важным местом», – писал он, прося принять этот пост. Кокс отказался, сославшись на необходимость сосредоточиться на собственном бизнесе, включая издательскую компанию. Также президент не добился успеха, когда обратился к бывшему военному секретарю Ньютону Бэйкеру, бизнесмену Оуэну Янгу и еще паре выдающихся нью-йоркских политиков.