Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов

Нацисты понимали, что, высылая из страны журналистов, они нередко проигрывают в войне пропаганды, потому что вернувшиеся на родину оказывались там в центре внимания. Но это лишь побуждало их пробовать новые методы, чтобы скомпрометировать тех, кого они не любят. Стали появляться немцы, изображавшие противников нацистов: они знакомились с журналистами как бы с целью поделиться секретной военной информацией. В нескольких случаях Сигрид Шульц приходилось выгонять из офиса Chicago Tribune людей, которые приходили с такими предложениями, и она предупреждала коллег не связываться ними. В апреле 1935 г. она однажды вернулась домой и обнаружила, что в её отсутствие доставили конверт с «важной информацией» – и человек по описанию был весьма похож на приходивших в офис. Открыв конверт, она увидела схему самолетного двигателя, которую тут же и сожгла в печке. Она прекрасно понимала, что если у нее найдут подобное, то сразу обвинят в шпионаже.

По дороге обратно в офис Шульц заметила троих, направлявшихся к её дому: они показались ей знакомыми по предыдущим встречам с тайной полицией. Она вышла прямо к ним и сказала не тратить сил зря и не обыскивать дом: конверт она уже сожгла. Все трое замерли и потеряли дар речи, а Шульц подозвала такси и громко попросила водителя отвезти её в американское посольство.

Шульц была уверена, что за всеми этими попытками подставить её стоит Геринг, потому что она уже имела с ним несколько неприятных разговоров о распространяющихся по стране концентрационных лагерях. 2 мая, во время роскошного обеда в отеле «Адлон» в честь Геринга и его невесты, Эмми Соннеманн, журналистка подошла и тихо, но твердо объяснила, что случилось, обвинив его в подсылке провокаторов. Геринг изумился и только повторял: «Да вам просто кажется». Шульц не отступилась и добавила, что она сообщила подробности в посольство, он рассердился и рявкнул:

– Шульц, я всегда подозревал: вы вообще не уважаете государство! Судя по всему, это характерно для вашего бандитского Чикаго.

Позже один знакомый Шульц из люфтваффе сообщил ей не без удовольствия, что в кабинетах её теперь называют «драконица из Чикаго». Но больше журналистку не пытались подставить.

Несмотря на подобные инциденты, нацисты пытались не только запугивать, но и вызывать восхищение, особенно демонстрациями преданности своему лидеру. Для большей части журналистов лучшим шансом посмотреть вживую на Гитлера и его соратников был ежегодный Parteitag – длящийся неделю конгресс нацистской партии в Нюрнберге. Партийное руководство, включая Гитлера, было только радо видеть там прессу, освещающую эту роскошную демонстрацию власти и популярности.

«Словно римский император, Гитлер въехал в этот средневековый город на закате, двигаясь мимо фаланг ликующих нацистов, занявших все узкие улочки… Эти улицы – по ширине как переулки – стали морем коричневой и черной униформы», – писал Ширер в своем дневнике 4 сентября 1934 г. Новый корреспондент смог взглянуть и на Гитлера, когда тот проезжал по улице мимо «Вюртембергер Хоф», где останавливались репортеры. Фюрер стоял в автомобиле без верха, в своем старом плаще и с фуражкой в руке. Он принимал и «отвечал на безумный восторг приветствовавших вяловатыми движениями правой руки».

Ширера поразило отсутствие выражения на лице Гитлера – «глаза у него слегка стеклянные, а лицо – совершенно каменное». Но он ожидал чего-то более эффектного и театрального и в результате признал, что «никакими силами не мог понять, какие же струны Гитлер задел в обезумевшей толпе, которая так буйно приветствовала его». Народ же вел себя действительно безумно. В тот вечер Ширер «вдруг оказался в истерической толпе из десяти тысяч людей», стоявших перед отелем «Дойчер Хоф», где остановился Гитлер, и кричавшими: «Мы хотим видеть фюрера!» Он не был готов к тем выражениям на лицах в этой толпе, особенно женщин, когда они наконец увидели Гитлера, вышедшего ненадолго на балкон.

«Они напомнили мне те безумные лица, что я когда-то видел в глубинке Луизианы у религиозных фанатиков, еще пылких неофитов, – писал он. – Они смотрели на него как на мессию, лица их становились совершенно нечеловеческими. Если б он задержался на балконе подольше, то часть женщин, наверное, в обморок бы попадала от избытка чувств».

На следующий день Ширер уже начал понимать, как Гитлер добился такого фанатичного почитания. На первом заседании конгресса парии в Зале Луитпольда он обратил внимание, что нацисты устраивают «совершенно роскошное зрелище; в нем были мистицизм и религиозное напряжение пасхальной или рождественской мессы в готическом соборе». Яркие флаги и оркестр, замолкший, когда Гитлер торжественно вошел, и потом снова заигравший вовлекающий марш, затем торжественная перекличка «мучеников» – нацистов, что умерли в неудавшемся Пивном путче. «В такой атмосфере неудивительно, что каждое слово, сказанное Гитлером, звучало как ниспосланное свыше, – отмечал Ширер. – Способность человека, или как минимум немца, критически мыслить в такой ситуации разрушается».